Заседание Клуба политического кино 4 декабря войдет в историю как самое представительное, бурное и, кажется, рекордное по количеству пришедших людей. Два философа и публициста, не чуждых политической деятельности, националист Константин Крылов и идеолог политического ислама Гейдар Джемаль, сошлись для того, чтобы обсудить проблемы нации и миграции. Вместе с Крыловым пришел еще один представитель националистического лагеря – Владимир Тор. Более того, посетил клуб и известный публицист Дмитрий Ольшанский, участие которого изначально не планировалось. Наконец, национал-демократов представлял Илья Лазаренко, также были нацболы и исполнительный директор "Солидарности" Денис Билунов, который в последнее время принимает активное участие в работе киноклуба.
Киноповодом для жаркой дискуссии стала картина британского режиссера Кена Лоуча "Хлеб и розы", снятая в 2000 году. Сюжет — борьба иммигрантов-латиносов за свои социальные права в Лос-Анджелесе, где они работают уборщиками. Гейдару Джемалю фильм не понравился, поскольку трудолюбивые рабочие-мигранты, все требования которых сводятся к повышению зарплаты и соцпакету, являются прямыми антиподами тех угнетенных и эксплуатируемых масс, которые Джемаль хочет видеть инструментом мировой революции. "Тот, кто хочет жить, — заявил Джемаль по адресу представленных в фильме иммигрантов, — рано или поздно будет сломлен, "продавлен", поставлен на колени Системой". Одному из ведущих клуба, Алексею Лапшину, этот умеренно-левый, "розовый" фильм также не понравился. Константин Крылов своего мнения о самой картине не высказал, отметив только явную ангажированность режиссера-левака, но крайне положительно отозвался о мигрантах – героях фильма. Они понравились ему именно тем, чем так не понравились Джемалю.
"Ах, если бы все требования наших мигрантов сводились к повышению зарплаты на 25 процентов, а пределом их мечтаний было бы влиться в наше общество и приобщиться к русской культуре!" – наигранно-мечтательно воскликнул Крылов и еще довольно продолжительное время пел дифирамбы этим мигрантам-латиноамериканцам, столь, на его взгляд, отличным по своему поведению и целям от мигрантов, приезжающих в Россию.
По мере развития дискуссии и Крылов, и Джемаль, хотя в разных выражениях, согласились с тем, что нынешнее российское общество просто не стоит того, чтобы в него интегрироваться. Эту же мысль высказал и Дмитрий Ольшанский, который подал всего одну реплику, но стилистически безупречно сформулировал мысль о том, что современный российский социум катастрофически не привлекателен по сравнению с американским, ибо в нем просто нет доминирующей ценностной "матрицы", в которую можно было бы влиться, если, конечно, не считать таковой деньги.
Мне фильм показался крайне слабым, ходульным, стереотипным, слащавым и переполненным идеализмом такой степени наивности, который в "непривлекательном" российским социуме принято называть "лоховством" и который так характерен для Соединенных Штатов. Даже странно, что столь предсказуемую умеренно-левую агитку снял британец 1936 года рождения, тогда как полное ощущение, что это кино делал сравнительно молодой, умеренный, "розовый" по выражению Лапшина и не очень умный голливудский левак. Чего стоит только тот факт, что один из главных героев, профсоюзный активист, поднимающий свою вооруженную метлами и пылесосами паству на борьбу с эксплуатацией, — интеллигент с зарплатой в 20 с лишним тысяч долларов, портретам Карла Маркса в небедной квартирке и фамилией Шапиро. Профсоюзный деятель-еврей, "пассионарний" (вариант: "смутьян"), "интель", "красная сволочь" — для американской традиции это настолько хрестоматийно, даже стереотипно, что отдает уже какими-то комиксами или мультиками. Несколько странно, что на этом персонаже не остановили внимание ни Крылов, ни Джемаль, хотя оба периодически "удостаиваются" обвинений в антисемитизме и, думается, многое могли бы сказать на эту вечнозеленую тему.
На просьбу Алексея Лапшина привести конкретные примеры культурной несовместимости русских и приезжих, Крылов рассказал, как в 1995 году, "когда кушать было совсем нечего", его душили проволокой дагестанские "партнеры по бизнесу". Но он сам тут же признал, что так с ним могли обойтись и русские бандиты. Тогда Владимир Тор привел статистику массового исхода русских из республик Северного Кавказа. Гейдар Джемаль признал эту тенденцию, но объяснил ее общим ухудшением ситуации в этих регионах.
Касаясь мигрантов, идеолог политического ислама озвучил свою давнюю идею о том, что революционным субъектом в современной ситуации может выступать диаспора, но не та, которая замкнута сама на себя, закрылась в рамках гетто, и не та, которая стремится полностью интегрироваться в окружающий социум, "раствориться" в нем. А та, которая, с одной стороны, "оторвалась от корней", порвала с традиционным укладом своей родины, а с другой стороны — вступила с окружающим ее социумом в "критический диалог". Именно в такой диалог, как считает Джемаль, вступили евреи с европейским обществом, после того как Наполеон наделил их гражданскими правами, что дало им возможность преодолеть изоляцию. "Это привело к появлению Карла Маркса, Фрейда и других, кто свежим взглядом, со стороны, вскрывал проблемы Европы — заявил председатель Исламского комитета России, — нельзя сказать, что их анализ европейских проблем был дружественным. Их влияние было деструктивным". Именно в качестве такого критического и революционного субъекта должны выступать диаспоры по отношению к современному мировому порядку, полагает Джемаль. "Никогда не любил Наполеона" — так отреагировал главный редактор АПН на этот небольшой экскурс в историю еврейства в Европе.
Мигранты же латиносы в "Хлебе и розах" не мечтают ни о чем, кроме интеграции в американское общество, тогда как, согласно революционной доктрины Джемаля, у них есть масса других возможностей. "Они могут присоединиться к ФАРК или другой партизанской революционной группировке в Латинской Америке, — заявил мыслитель, — или заняться производством кокаина и отправлять его в США, разрушая общество, которое их эксплуатировало". Джемаль убежденно назвал производство кокаина средством революционной борьбы колумбийских крестьян против угнетающего их Запада и его корпораций. Тут последовали обвинения иммигрантов в России в наркоторговле, на что глава Исламского комитета немедленно ответил конспирологической теорией о том, что вся мировая наркоторговля инспирирована и контролируется спецслужбами, причем КГБ, по его сведениях, в 1980-х было в этой сфере столь же активно, что и ЦРУ в 1960-х во Вьетнаме. Гейдар Джемаль прозрачно намекнул, что наркотраффик, например, из Таджикистана идет по российским военным каналам. "Попробуйте привезти 10 граммов из Таджикистана, — риторически предложил он собеседникам, — да вас немедленно арестуют на границе. Тогда как крупные партии просто не могут проходить без ведома "силовиков".
Лично я, признаться, давно был не прочь увидеть диспут между Крыловым и Джемалем, двумя интеллектуалами, которые считаются одиозными ("фашистом" и "исламистом" соответственно), но в ходе Киноклуба они вещали на "разных волнах". Крылов в своих построениях демонстрировал подчеркнутую приземленность, близость к "прозе жизни", тогда как Джемаль, наоборот, устремлялся мыслью в философские выси и каждым своим высказыванием стремился перевести обсуждаемую проблему на экзистенциальный и даже теологический уровень. Ведущий Клуба Алексей Коленский попытался создать для философов общую "площадку", задав вопрос о перспективах национального государства в современном мире вообще и в России в частности. Гейдар Джемаль, позиционирующий себя как интернационалист, завил, что государство-нация — это ложная концепция, принадлежащая XVIII–XIX векам, которая сейчас отмирает, и это хорошо. Но Константин Крылов в ответ нарисовал уже совсем метафизическую аллегорию о том, что современный человек висит на обрыве, а сверху и снизу его ждут раскрытые пасти двух "универсализмов", двух "хаосов". Можно предположить, что Крылов имел ввиду универсализм элит и универсализм "низов", к революционности которых апеллирует Джемаль, а человек — это тот самый простой, столь милый Крылову "маленький" человек, который хочет просто жить-поживать, добра наживать и совсем не хочет жертвовать собой во имя неких философских абстракций, чего бы хотел Джемаль. Насколько можно судить, по мысли Крылова, для такого человека национальное государство — "самое то". Но развернуть свою мысль интеллектуалу-националисту не пришлось, поскольку Алексей Коленский констатировал, что дискуссия окончательно уклонилась в область чистой метафизики.
