Недавно на долю публициста и новоиспеченного драматурга Владимира Голышева выпало внимания медиа гораздо больше обычного. Пьесу Голышева про Путина "Пребиотики" со скандалом запретили к показу на одной из театральных сцен Ростова-на-Дону, а кроме того, по поводу этого произведения высказался сам пресс-секретарь премьер-министра Владимира Путина Дмитрий Песков, кстати, один из главных персонажей "Пребиотиков". Мы поговорили с Владимиром о драматургии, и не только.

— Пресс-секретарь Путина Песков и этот ростовский театральный босс оказали твоей пьесе и тебе воистину неоценимые пиар-услуги. Быть может, стоит начать с благодарностей им?

— Конечно, я должен их благодарить. И, пользуясь случаем, это делаю. Мне приходилось изображать для СМИ негодование, а сердце ликовало. Александра Близнюка я вообще готов был расцеловать. Мы с ним, кстати, в четверг виделись. Поговорили. Остались очень довольны друг другом.

— А заявление Пескова по поводу твоей пьесы — это часть начавшейся войны между двумя половинами "тандема"?

— Ужасно хочется сказать "да". Но, на самом деле, никакого заявления, конечно, не было. Был комментарий. Как всегда обтекаемый и бессодержательный. Матерые акулы пера из Lifenews дозвонились до Пескова (точно так же, как неделю спустя до Березовского), и ему пришлось что-то говорить. Песков и сказал. Что-то... То есть отдельный низкий поклон журналистам, которые честно делают свое дело — ищут сенсации. А иногда сами их создают. Без них мой фугас пролежал бы дольше.

— А что все-таки со злополучной и одновременно счастливой для тебя в смысле резонанса ситуацией с постановкой-непостановкой твоей пьесы в Ростове-на-Дону?

— Ситуация с многострадальным фестивалем как-то сама собой разрешилась. Я ж на будущей неделе устраиваю авторскую читку "Пребиотиков" в Москве. С местом и временем почти определился (27 мая в Политехническом музее — прим. А.С.). Следовательно, в ростовском фестивале участвовать не могу. Без меня фестивалю-изгнанику больше ничего не мешает вернуться в ТЮЗ (Молодежный театр). И, насколько мне известно, он туда уже вернулся — все заявленные ранее читки состоятся в назначенном месте в назначенное время. А скандал вокруг моей пьесы сделал для фестиваля такую сногсшибательную рекламу, что теперь от зрителей, наверное, не будет отбоя. В общем, классический хеппи-энд, который так не любят современные драматурги. А я, наоборот, хеппи-энды люблю, а современную драматургию — не очень...

— Что так?

— Я не имел ни малейшего представления о том, что нынче творится на этом рынке. А там такая "президентская вертикаль", что никакому Путину не снилась! Причем в этот концлагерь драматурги себя загнали сами. Там все четко: или антреприза с мюзиклом "для быдла", или новая драма для тех, кто ее пишет, и горстки мазохистов, для которых чем хуже, тем лучше. Я этих правил не знал, а когда узнал, было уже поздно. Тот же "Барнаульский натариз" хорошие люди Забалуев и Зензинов умудрились дотащить аж до финала прошлогоднего конкурса "Премьера.txt". Даже читку устроили в Центре им. Мейерхольда. Я только сейчас полностью отдал себе отчет в том, насколько я хуже татарина! На днях нашел пьесу победителя той "Премьеры" (это было непросто) и поразился: почему они меня не отфутболили на стадии заявки? У меня ж нет ни виртуального секса по Skype, ни ванны жидкого говна, ни подросткового мата, ни "потока сознания", записанного на диктофон в кабинете психиатра. Есть, правда, заключение патологоанатома, но и оно какое-то совсем не "док". "Таких не берут в космонавты". А меня почему-то взяли...

Но знаешь, почему ростовское начальство до самого последнего момента не чесалось?

— Почему?

— Ведь известно же было, что "Пребиотики" — пьеса про Путина. Список действующих лиц все видели. Но никто и бровью не повел. Потому что "новая драма" — это "театр без зрителей". Собрались "ботаники". Буровят какую-то хрень, в которой без пол-литра не разберешься. Путин у них там или Лилипутин блюет в аквариум или бегает в балетной пачке, какая разница? Про Путина же целый вагон современных пьес есть. В одной путинский мозг пересаживают Берлускони, в другой Путин некрофилично обнимает покойную Анну Политковскую и шепчет ей на ухо нежные слова. Какие проблемы? "Художник так видит". Он сам. Его коллеги. И полторы калеки, которые привыкли себя считать элитарными особями и готовы ради этого статуса ерзать жопами, но терпеть. "Пребиотики" культурные чиновники считали "еще одной авангардной пьесой про Путина". Говно, как говорится, вопрос!

Но когда мы начали репетировать, зашумела Москва, заголосил Песков и ростовский Бюрократ Бюрократыч, поплевав на пальцы, таки текст открыл. Одной страницы ему хватило, чтобы упасть со стула. То, что было дальше, известно. Оказалось, что в нынешнем Зазеркалье появление "просто пьесы" про Путина, обычной, нормальной, в которой он показан таким, каков он есть, — это бомба. Она взорвалась, потому что не могла не взорваться. Два с половиной месяца фугас в "ЖЖ" пролежал. Вроде бы немного. А мне кажется, целую вечность. Впрочем, этот взрыв предсказала ясновидящая. Под Новый год. На НТВ. Знал бы об этом раньше — ждал бы неизбежного с комфортом. А так нервничал, конечно.

— Можно ли понимать это так, что сложившаяся в России, пардон за затертое слово, "Система" опасается именно появления качественного мейнстрима в массовой культуре — что в литературе, что в кино, что вот, как выясняется на примере "Пребиотиков", в театре? И препятствует этому. Потому что нормальный мейнстрим всегда так или иначе говорит о реальных проблемах. И хозяева дискурса заинтересованы именно в этой уродливой ситуации, когда между "элитным искусством" и "отрубями для быдла" нет ничего?

— "Система" внутри нас. Вокруг меня куча примеров анекдотической трусости. Один мой ростовский знакомый пересылает по мылу другу вордовский файл "Пребиотиков": мол, почитай — прикольно. Ответ: "Ты что, с ума сошел? Это же запрещенная литература! Я твое письмо удалил". И такого добра вокруг меня навалом. В основном это люди моего возраста и старше. А те, что помоложе, наоборот, свободные, раскрепощенные. Они даже не понимают, что им есть чего бояться.

Что же касается поляризации, которую ты описал, то это, на мой взгляд, — естественное следствие перехода кино, театра и телевидения на конвейерное производство. Нынче это уже индустрия. А индустрии не нужны нестандартные детали. Есть четкий ГОСТ. Все должно ему соответствовать. Для быдла — развлечение, которое изготавливают ремесленники под присмотром маркетологов. "Не для всех" — "артхаус" и "новая драма". Или ты производишь сценарную продукцию для индустрии развлечений, или купаешься в ванне говна в специально отведенном для этого месте. Третьего не дано. Художник больше не обращается "ко граду и миру". Люди не меняются, столкнувшись с фильмом или спектаклем. Не сопереживают, не обсуждают увиденное. Искусство давно не меняет реальность, не утешает, не волнует, не радует. Мы настолько к этому привыкли, что успели забыть, что может быть по-другому. Что можно провести ночь в очереди в театральную кассу. Что можно плакать, сознавая, что создатели фильма обращаются лично к тебе.

— И все-таки, комментируя историю с Близнюком, ты сам отметил, что театры на 100 процентов зависят от госфинансирования. Так что влияние в этой сфере административного ресурса трудно отрицать.

— Да, конечно, парни из Кремля и Белого дома заинтересованы в сохранении постылого статус-кво. Они даже не столько подкупают, сколько развращают, растлевают творцов, засасывая их в топкую жижу гламура. Приучают к халяве. Все так. Ну и что?! В конечном счете каждый выбирает свою судьбу сам. И ссылки на слишком сильные искушения — в пользу бедных. Люди нынче на порядок более динамичные, развитые, открытые, чем люди 80-х. У них широкий кругозор, они коммуникабельны и легко все схватывают. Художник, отдавший такую роскошную аудиторию на откуп индустрии развлечений, на мой взгляд, преступник. Есть тысяча способов, позволяющих выйти к этим людям и заговорить с ними. Если, конечно, есть что сказать. В эпоху Интернета никакая власть помешать этому не может. А когда аудитория будет завоевана, неизбежно включатся законы рынка. Потому что востребованное высказывание по определению рентабельно. Ведь есть же у нас перед носом пример Навального! Почти бесплатно на ровном месте он устроил такую движуху, что "оппозиция" — и системная, и несистемная — курит на лестнице и бычки глотает! Почему художник не может последовать его примеру? Что мешает?

— Вот и ты в последнее время очень настойчиво пытался "раскрутить" свои пьесы, прямо просил "ЖЖ"-френдов о пиаре, а также предлагал свои услуги как журналиста-публициста всем-всем-всем. И вот оно (пиар) вдруг само посыпалось как из рога изобилия. Мистика? Метафизика?

— Скорее некая неопознанная пока закономерность. Вот это, наверное, самая неразрешимая загадка для меня: почему некоторые приятные люди, давно смирившиеся с тем, что драматургия сегодня — это "новая драма" и ничто другое, благоволят мне? И в Ростове я оказался на фестивале современной драмы. Владимир Забалуев, Алексей Зензинов, Сергей Медведев и некоторые другие замечательные люди, будучи до мозга костей современными драматургами, они с такой сердечностью отнеслись к моим до поросячьего визга несовременным пьесам, что бросить в них камень рука не поднимается.

Забалуев и Зензинов привели на прошлогодний конкурс "Премьера.txt" мою первую пьесу — "Барнаульский натариз". А ростовский драматург Сергей Медведев — собственно, автор ростовского скандала. Именно он предложил взять для фестиваля мои "Пребиотики". И, несмотря на давление с разных сторон, остался при своем мнении: "Пребиотики" должны участвовать в фестивале... Мы виделись недавно. Он предлагал организовать читку в рамках фестиваля на независимой площадке или в любое другое время как самостоятельное мероприятие. Я, честно говоря, не ожидал от этого "чеховского интеллигента" такой стойкости... Так что читка "Пребиотиков" в Ростове обязательно состоится. О месте и времени будет сообщено дополнительно.

— Почему драматургия, а не, например, проза?

— Я вообще-то ужасно не люблю писать "просто так". Люблю рамки — тематические, жанровые, форматные. Люблю, когда мне говорят: "А напиши-ка, брат Голышев, про Карла Маркса тыщи на три знаков". Или, как недавно, про одну старую фотографию "с элементами психоанализа". Когда есть рамки, мысль перестает блуждать. Потому я и сбежал в драматургию, что в ней много рамок.

— Теперь, после этого скандала, не только перспективы постановки твоей драматургии, но и вообще твои виды на литературную карьеру выглядят вполне радужными. "Голышев к успеху пришел"?

— Не совсем так. Я ж не соответствую ни одному из существующих форматов. Скажем, чтобы по-настоящему "Пребиотики" ставить, нужно новый формат изобретать. Самый подходящий из тех, что уже были, давно умер. Я имею в виду телеспектакль. А чтоб издать прозаическую версию (она давно написана), я даже не знаю, что нужно сделать. Издатель, с которым я веду переговоры, советует добавить ванну говна. Говорит, без этого чистая публика читать не станет — слишком просто. А быдло, мол, все равно ничего не читает. Вот как-то так.

— Перейдем от судьбы произведения к личности автора. Если бы человек, которому ты совершенно неизвестен, попросил бы меня в нескольких словах ответить на вопрос: "А кто такой этот Голышев? ", то я бы выделил в первую очередь две твои очень разные роли. С одной стороны, религиозный философ, с другой — сетевой политический хулиган и трикстер (оба эти слова у меня здесь окрашены положительно). Лично я именно эти две ипостаси — а не "публицист" и "драматург" — назвал бы в качестве твоих самых, что ли, "выпуклых" на данный момент характеристик. Что думаешь по поводу такого взгляда на тебя?

— Так получилось. Я не разрабатывал никаких имиджевых стратегий. Я просто много лет думаю о Христе. Постоянно. Есть естественная потребность — делиться тем, что надумал, пережил, понял. Вот я и делюсь. Насчет хулиганства — похожая история. Я в какой-то момент понял, что прикидываться хорошим, беспокоиться о том, что о тебе подумают, не по-христиански. И перестал прикидываться и беспокоиться. Говорю то, что думаю, так, как чувствую. Иногда потом ужасаюсь — до чего ж я злобный. Стыжусь. А дальше есть два варианта: либо "фильтровать базар", либо меняться так, чтоб из меня это не вылетало. Первое — проще, второе — правильнее. Я всегда выбираю второе. Это очень трудно. Почти невозможно. Однажды я года на полтора вообще ушел из "ЖЖ". И даже "умер" — не стал опровергать чей-то "черный юмор" на свой счет. Какие-то смешные косноязычные незнакомцы даже устроили мне шикарные поминки и отсняли по этому поводу хоум-видео... Когда возвращаешься с того света, о таких мелочах, как "репутация", как-то не с руки париться. Я и не парюсь.

— Вот как раз о периоде твоего "отшельничества-странничества" я тоже хотел спросить. Можешь ли (в смысле "хочешь ли") ты рассказать что-то об этих полутора годах?

— Решил устроить тотальный апдейт, поменять все: профессию, повадки, экстерьер (похудел тогда очень сильно). Заказал себе пьесу про Распутина и прочитал все, что нашел о нем в открытом доступе. Дочь нянчил. Результатом очень доволен. Пять лет ей сейчас. Не пойму: то ли драматическая актриса растет, то ли драматург. Читал ей на ночь "Пребиотики". Говорит, нравится. Особенно Песков.

— Существует представление о русском богоискательстве и о соответствующем типе людей. Представление устойчивое, хотя и нечеткое (что по-своему закономерно, "поиски" же). Непонятно: то ли это типаж интеллигентский (все эти теологические эксперименты Серебряного века), то ли народный (герои Лескова и разнообразные русские сектанты), то ли и странники в лаптях, и всевозможные мережковские — это два извода одного и того же... Можно ли отнести тебя к типу русского богоискателя?

— Можно, наверное. Один суровый блогер меня припечатал недавно: "Не надо корчить из себя мыслителя В.В. Розанова!" Я чуть не подпрыгнул от радости. Да! Да! Да! Я и есть "мыслитель В.В. Розанов". "Нашего", так сказать, "времени". А что? Какое время — такие и розановы.

— А не было у тебя мысли свои теологические поиски, в первую очередь, конечно, цикл постингов "Христословие" как-то систематизировать, обработать и представить публике "отдельным томом" так или иначе?

— Думаю, том сложится сам по себе. Просто наберется объем. Появится издатель. Я свои записи немного "причешу", и выйдет книга. Никакой системы там, конечно, не будет. Если апостолы не пытались приводить свою радость и упование в систему, мне и подавно не следует это делать. Система — это по- фарисейски. Христос — сплошная антисистема.

— Отсюда такой вопрос: ты можешь изложить свое видение Христа в нескольких тезисах?

— Христос — это мастер (сэнсэй). Христианство — это не религия, а путь (дао). Быть христианином — значит следовать, практиковать. Все загадки Евангелия — коаны. И так далее.

— Обозревая сетевой ландшафт наших нынешних "героев", всевозможных публицистов-литераторов-активистов, мне трудно найти другого, кроме тебя, человека, который проделал бы такую извилистую, неоднозначную, "из крайности в крайность" эволюцию. РПЦ начала 1990-х, Дугин, потом "Завтра" Проханова, потом ФЭП и пламенная и искренняя "запутинщина", потом "национал-оранжизм" и оппозиционный Назлобу.Ru и, наконец, нынешняя аполитичность и эсхатология при сохраняющемся предельно-критическом отношении к путинско-медведевской реальности. Ни интеллигентские смены настроения Ольшанского, ни превратности взаимоотношений Кашина с его работодателями не идут ни в какое сравнение с твоими "метаниями", потому что ты вкладывал в это страсть, у тебя это все происходило "с кровью". Ты не боялся, подобно Ницше, сойти с ума от столь крутых переоценок ценностей?

— Меня спас от сумасшествия нацбол Эдуард Сырников. В момент, когда крышку моего котла сносило от переполнявшего его пара, он рассказал байку. Подросток-племянник смотрит с дядей-нацболом фильм ужасов. "Страшно?" — интересуется дядя. "Ништяшно!" — парирует пацан... Японцы называют это "сатори". Я мгновенно излечился. Раз и навсегда. Эсхатология — это фильм ужасов. Мы сидим и смотрим. Глупо орать в экранную холстину ругательства, визгом предупреждать героя об опасности, давиться попкорном. Это всего лишь кино. Главное, не принимать происходящее на экране близко к сердцу. Происходит только то, чему "надлежит быть". Значение имеет только твое отношение к происходящему. И отношение это должно быть легким, веселым, азартным. "Ништяшно!" Пацан дело говорит!

То, что ты называешь "предельно критическим отношением", — на самом деле тотальный отказ придавать "объектам критики" значение. Единственный критерий оценки — качество игры. Смешно ли на банановой шкурке поскользнулся по? Возьмут ли президента в Comedy Club резидентом? И так далее. Причем это не поза, не "монстрация". Это реальное отношение. Я на самом деле смотрю на них так. И никак иначе. Это своего рода "сумасшествие наоборот, которое хранит психику от сумасшествия обыкновенного". Я ж не шучу, когда говорю: "Главное — хорошее настроение!" Это действительно главное... А то, как мое "целебное сумасшествие" влияет на реальность (а пример "Пребиотиков" показывает: очень даже влияет!), меня не особенно интересует. Это лишь побочный эффект.

Антон Семикин

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter