На пресс-конференции в Независимом пресс-центре правозащитники рассказали о документе, фактически лишающем бежавших в Россию граждан Северной Кореи права на защиту. "Охота" на них рискует стать массовой — лицензию на нее намерены выдать власти России. Председатель правительства России Дмитрий Медведев 2 сентября поручил Федеральной миграционной службе подписать от имени правительства России соглашение "О передаче и приеме лиц, незаконно въехавших и незаконно пребывающих на территории Российской Федерации и Корейской Народно-Демократической Республики". Этот документ означает, что беженцев из КНДР после его подписания без всякого разбирательства будут выдавать властям их родины. Там таких людей ожидает смертная казнь или долгие годы лагерей. Правозащитники уверены, режим в стране таков, что любой, кому удалось бежать и попросить убежища, должен его получать.

Сейчас, хотя договор пока не подписан, северокорейцы едва ли могут чувствовать себя в безопасности в России. Мало кто готов и может им помочь, зато многие ведомства пытаются нажиться на чужом несчастье, а то и помогают спецслужбам тоталитарного режима расправляться с беглецами. Не имеющие легального статуса люди зачастую попадают в настоящее рабство, выбраться из которого почти невозможно:

любой выход "на свет", а тем более контакт с правоохранительными органами означает для северокорейца риск быть выданным.

Спецслужбы КНДР следят за теми, кому удалось покинуть страну, и стараются насильно вернуть их. Один из методов, которыми они действуют — похищение. По сведениям правозащитников, в некоторых представительствах Северной Кореи украденные содержатся в подвалах, где их пытают и допрашивают. Правозащитники полагают, что в похищениях нередко участвует и российское ФСБ. Если соглашение будет подписано, эта практика будет легализована. Спасающиеся от голода и несправедливых преследований граждане КНДР потеряют последний шанс на свободу, а часто и жизнь — возможность попросить о временном или постоянном убежище.

Согласно статистике Федеральной миграционной службы, за последние десять лет с ходатайствами о признании беженцами обратились 211 граждан КНДР, с заявлением о предоставлении временного убежища — 170 северокорейцев. Из них статус беженца получили 2 человека, а временное убежище — 90. Причем если с 2004 по 2007 год за помощью обращались по несколько человек в год, то с 2008 года счет идет на десятки людей. Ганнушкина видит в этом хорошую динамику. "Люди выходят на свет и хотят легализоваться", — замечает она. Но ФМС очень неохотно встает на их сторону. "Когда они отказывают в статусе беженца или временном убежище, они пишут, что по действующему уголовному кодексу за незаконный переход границы они получат небольшой срок, то есть никакой серьезной угрозы нет, никакого серьезного наказания в своей стране он не получит. Но это же не так. Чаще всего они вообще не переходят границу незаконно, а въезжают легально по оргнаборам", — рассказывает адвокат сети "Миграция и право" правозащитного центра "Мемориал" Любовь Татарец.

Как людям удается выбраться из страны, в которой никто не может выехать за границу по собственному решению? Кто-то бежит через Китай, кого-то сами власти отправляют в трудовые лагеря, существующие еще со времен СССР на территории России. Согласно той же статистике, в Хабаровском крае жителям КНДР было предоставлено 1170 разрешений работу, в том числе для работы в сельском и лесном хозяйстве, в Амурской области — 1258.

"В первую очередь граждане Корейской республики приезжали к нам работать по договору о продаже леса на корню. Там, где эти леса продаются, а это восток и север Российской Федерации, организуются лагеря, и туда правительства разных стран привозят своих работников", — поясняет председатель комитета "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина.

Территория северокорейских лагерей огорожена колючей проволокой, выходить за нее строго запрещено, многие рабочие недоедают, за ними постоянно следят идеологические работники.

"В Хабаровске, например, все знают, что если три корейца свободно идут по улице, то один из них — сотрудник спецслужб", — замечает Татарец.

Люди в таких лагерях работают бесплатно или за копейки. Их семьи в КНДР становятся заложниками, гарантирующими, что рабочие вернутся обратно — в Северной Корее практикуются коллективные наказания в случае бегства одного из членов семьи. Родственники такого человека до третьего поколения могут быть отправлены в лагеря на 10-15 лет.

"Часть этих людей умудрялась покинуть эти лагеря. Так было еще в советское время. Дальше многих из них вылавливали и отдавали спецслужбам Корейской республики на границе между Россией и Кореей.

Есть свидетельства тех, кто участвовал в этой передаче, о том, что у них на глазах людей расстреливали",

— рассказывает Ганнушкина. Она отмечает, что некоторые люди кончали с собой, когда их собирались передавать властям КНДР. Ганнушкина констатирует: то же самое происходит и сейчас. Судьбы северокорейцев в России складываются зачастую как детектив, и поддержка правозащитников не гарантирует благополучный исход в борьбе за легальный статус.

До 2007 года "Гражданское действие" не работало с корейцами. Правозащитники знали, что несколько сотен граждан КНДР скрываются на территории России, однако такие люди в организацию за помощью не обращались.

В 2007 году в российское Управление верховного комиссариата ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) обратился северокореец Джонг Кум-Чон. Там ему порекомендовали связаться с комитетом. Он стал первым корейцем, обратившимся в организацию. К этому времени он прожил в России уже около 10 лет. Приехал он, как и многие другие граждане КНДР, валить лес, но из трудового лагеря сбежал, поселился в Оренбургской области. Там он жил в гражданском браке с россиянкой Анной Никоноровой, у пары появился ребенок. Получать легальный статус Джонгу какое-то время помогал сотрудник ФСБ, но позже отношения разладились — ФСБшник требовал слишком многих услуг от корейца. Джонг решил легализоваться, подав прошение о предоставлении статуса беженца. 2 ноября 2007 года его вызвали в подмосковное отделение миграционной службы для получения ответа.

Из приемной Джонг позвонил супруге и сообщил, что его просят подождать полчаса. С того момента жена не получала от него никаких известий, домой он так и не пришел. Утром следующего дня она обратилась за помощью в УВКБ ООН и "Гражданское содействие". Правозащитники отправили запросы в Генпрокуратуру, ФСБ, МИД, сообщили в Европейский суд по правам человека о похищении человека.

Через неделю Джонгу удалось выйти на связь с другом, а потом и с женой.

Он рассказал, что в убежище ему отказали, а когда он вышел из здания УФМС, его насильно посадили в автомобиль полицейские и отвезли в ОВД, где появились сотрудники ФСБ. Те передали Джонга спецслужбам Северной Кореи.

Его доставили в посольство КНДР, позже беженец был вывезен на Дальний Восток. "Как я понимаю, те полчаса нужны были для того, чтобы проинформировать "смежников" о том, что человек выходит", — замечает Ганнушкина.

Из разговоров Джонг понял, что его намерены отправить обратно в Северную Корею. В посольстве кореец убеждал собеседников, что будет счастлив вернуться на родину, не привязан к русской семье, и готов во всем подчиниться похитителям. Видимо, знакомая риторика убедила сотрудников спецслужб, и те пообещали не ломать ему ногу (Татарец отмечает, что часто с беглецами делают именно так, чтобы предотвратить новые попытки скрыться — прим. Каспаров.Ru), а просто загипсовать, что и было сделано. Уже в Хабаровске, выждав момент,

когда он остался один в комнате, кореец выломал решетку на окне, выпрыгнул с четвертого этажа и бежал, несмотря на гипс.

Позвонить семье Джонгу удалось от приютившей его российской семьи Людмилы и Валерия.

В конце концов к корейцу вылетели адвокат "Гражданского содействия", два сотрудника УВКБ ООН и жена. До этого правозащитникам удалось добиться того, что Джонгу дали возможность снова обратиться в УФМС за статусом беженца. Однако и после этого корейца пытались похитить.

За время злоключений Джонга к приютившей его семье три раза приходили полицейские, причем ордера на обыск и задержание у них не было. На третий раз они увезли Людмилу и четырехлетнюю дочь семьи, но правозащитникам удалось добиться их возвращения. "Это, пожалуй, самое удивительное в этой истории.

Его, сбежавшего, мокрого, босого приютила эта семья, и не отдала даже тогда, когда его требовали сотрудники полиции",

— рассказывает Ганнушкина.

В итоге через четыре месяца Джонга удалось вывезти в Южную Корею. Изначально он не хотел туда ехать, считая соседнюю страну "империей зла" — несмотря на весь его многолетний опыт жизни за пределами самой закрытой страны в мире, в этом сказалось полученное там воспитание. В итоге Ганнушкиной после нескольких бесед все-таки удалось убедить Джонга. В Южной Корее он нашел работу и безопасную жизнь. Через три месяца он смог воссоединиться с семьей — им дали визы, а Джонг смог заработать деньги на билеты.

Хороший конец истории Джонга — редкость для биографии беженца из КНДР, попавшего в Россию. Очень часто участие местных спецслужб играет в их судьбе роковую роль. Далеко не всегда в таких случаях помогает даже статус беженца, и УВКБ ООН не всегда успевает перевезти человека в третью безопасную страну.

Татарец вспоминает первого обратившегося к ней жителя Северной Кореи — Рю Ен Нама. Он пришел в Россию пешком, через Китай. По дороге он лишился глаза — приграничную зону он пересекал ночью, и в темноте наткнулся на ветку. За незаконное пересечение границы он был приговорен судом к шести месяцам колонии общего режима, хотя это и противоречит закону РФ — если человек искал убежище, его за нелегальный переход границы судить нельзя. Заступиться за него пытались Amnesty International И УВКБ ООН. "Но служба исполнения наказаний и КНДР работают в более тесном контакте, чем правозащитники и ФСИН, и он был выдан на два дня раньше, чем его должны были выпустить.

Когда я его пришла встретить после освобождения из колонии, он был уже передан властям Северной Кореи",

— рассказывает Татарец.

О том, что случилось с Рю Ен Намом после выдачи, Татарец узнала через несколько лет, когда за помощью к ней обратился Цой — сын корейского дипломата, сбежавший из страны и также отбывавший срок за незаконное пересечение границы. Как рассказал беженец, Рю Ен Нам погиб — спецслужбы Северной Кореи привязали его к поезду, заставив бежать за ним.

О некоторых подстерегающих беженцев опасностях догадаться не так просто. Правозащитница отмечает: когда северокорейцев допрашивают в каких-либо российских государственных органах, в качестве переводчиков им в основном предоставляют граждан КНДР — большинство беженцев русского, естественно, не знают. Есть основания предполагать, что чаще всего эти переводчики работают в спецслужбах Северной Кореи. Татарец отмечает: Один из живших когда-то в Китае граждан КНДР в свое время попросил предоставить ему переводчика не с корейского, а с китайского именно по этой причине.

Татарец рассказывает несколько случаев использования переводчиков для охоты за беженцами. Одного из обратившихся к ней корейцев сотрудники северокорейских спецслужб запихнули в машину посреди бела дня, а переводчики на русском объясняли пытавшимся вмешаться прохожим, что это просто старые друзья, которые давно не виделись, вот и приходится уговаривать одного из них сесть в автомобиль. "Когда я пыталась поднять на ноги правоохранительные органы, все смеялись, и думали, что мои слова шутка, и только когда я называла свою фамилию и должность, они понимали, что это не из палаты номер шесть им звонят", — констатирует правозащитница. В конце концов кореец был освобожден, но за время заключения пережил пытки. У этого человека уже были документы на временное убежище в России, но спецслужбы КНДР такие вещи не останавливают.

Другой показательный случай связан с долгой историей, завершившейся недавно. В 1992 году в Северной Корее от голода умерли два миллиона человек. Кореец Ким тогда был ребенком и скитался по улицам. Его и еще несколько детей подобрал полицейский. Поскольку прокормить всех на зарплату он не мог, то устроил Кима в военное училище курсантом. Но и там учащимся есть было практически нечего. Через некоторое время Ким бежал в Китай, откуда попробовал перейти в Россию, но был пойман и выдан в Северную Корею, где попал в концлагерь. Кима осудили на 10 лет.

Заключенные в лагере занимались тяжелым ручным трудом по 20 часов в сутки, получали крайне скудное питание, за малейшую погрешность их жестоко избивали. Киму удалось бежать вместе с другими узниками, большинство из которых были убиты.

Он снова попал в Китай, где прожил 17 лет, но там статуса беженца не существует. Во второй раз кореец попробовал перейти границу с Россией и сразу же попросил пограничников проводить его в убежище — он где-то прочел, что в Сибири есть лагерь для беженцев. Но вместо этого в нарушение 31 статьи Конвенции 1951 года о статусе беженцев Кима, как часто случается с гражданами КНДР, арестовали за незаконное пересечение границы. На каждом допросе он заявлял о своем желании подать ходатайство о предоставлении статуса беженца, но сотрудники УФМС по Амурской области пришли к нему в СИЗО только после того, как Ким объявил голодовку. В итоге при поддержке правозащитников он был освобожден. В убежище ему отказали, но 10 ноября ему удалось через суд добиться пересмотра своего дела.

Однако, если бы не помощь правозащитников, все сложилось бы иначе. Татарец рассказывает, что на одном из судов по делу о переходе границы Ким рассказывал об условиях содержания в тюрьмах Северной Кореи, и у "переводчика" ходуном ходили скулы от злости. В тот день меру пресечения корейцу заменили на подписку о невыезде. Правозащитница попросила конвоиров помочь вывезти корейца из здания суда, опасаясь его похищения — у здания уже ждала машина с сотрудниками спецслужб КНДР. Конвоиры согласились — посадили Кима в автозак и шепотом сообщили Татарец адрес, куда отвезут его. Там правозащитница встретила беженца и отвезла в безопасное место. Через несколько минут после того, как правозащитница приехала домой, ей позвонил тот самый "переводчик" и спросил, куда отвезли Кима. Причем он в своих вопросах упомянул улицу, которую кореец указал как место своего временного проживания. Татарец ответила ему, что не вправе оглашать персональные данные.

Зачастую не только сотрудники спецслужб КНДР, но и российской власти готовы перешагнуть через закон. Татарец отмечает, что в 2007-2008 годах, когда первые северокорейцы пробовали легализоваться в России, различные государственные органы старались сфабриковать против них уголовные или административные дела и передать человека обратно в Северную Корею. По ее мнению, в последнее время политика властей в этом плане начинала смягчаться — таких случаев меньше. Однако власти пытаются бороться и с помогающими беженцам правозащитниками.

Как рассказывает Татарец, начальник УФМС Амурской области, обнаружив у нее в кабинете корейского беженца, стал кричал на нее: "Ты что, во вкус вошла? Ну так езжай в Тындалес (одно из предприятий по лесозаготовке на территории России, на котором работают граждане Северной Кореи. За 25 лет его существования, по сведениям правозащитников, с него сбежало около 700 человек — прим. Каспаров.Ru) и открой там себе офис!" Он также угрожал завести на правозащитницу уголовное дело за организацию незаконной миграции.

Другие данные также говорят о том, что судьбы северокорейцев для властей своего рода разменная монета. Со слов Цоя,

когда Ким Чен Ир приезжал на своем поезде в Россию последний раз и останавливался в Хабаровске, ему выдали около 40 граждан Северной Кореи.

"Они сделали ему своего рода подарок", — говорит Татарец.

Почему же тогда северокорейцы бегут в Россию? Основная причина — географическое положение, но есть и другая. Южная Корея и Япония в силу воспитания воспринимаются многими беженцами как враждебные территории, а Россия — "как страна, где все люди — братья".

Договор о выдаче беженцев одному из самых жестоких режимов в мире может стать очередным элементом альтернативной правовой системы, которую, видимо, намерена формировать вокруг себя Россия. Правозащитники уверены — соглашение противоречит законодательству РФ и подписанным ей международным соглашениям. Они отмечают: Россия уже много лет сотрудничает с авторитарными и тоталитарными режимами, негласно выдавая им беженцев, обреченных на родине на годы тюремного заключения и пытки. Например, со странами Шанхайской организации сотрудничества. Если правозащитникам удается помешать выдаче беженца, то чаще всего через механизмы ЕСПЧ, а не отечественные суды. Ганнушкина отмечает, что даже при наличии легального статуса беженцев из стран ШОС, как и северокорейцев, похищают спецслужбы их родных стран. Они также давят на суды, а сотрудники ФСБ России — на миграционные службы и правозащитников.

"У нас есть доказательства, что ФСБ участвует в похищении людей с территории России с целью передачи таким тоталитарным режимам, как северокорейский и узбекский",

— замечает Ганнушкина. Правозащитники полагают, что в дальнейшем похожие на северокорейский договоры могут быть заключены с другими авторитарными странами.

"Подписание такого договора говорит о том, что мы политически дрейфуем в сторону Северной Кореи", — отмечает Ганнушкина. Ранее Россия уже подписала с КНДР соглашение о безвизовом режиме. Возможно, новым договором власти намерены направить миграцию в одно русло — трудовое, фактически рабовладельческое — и лишить людей возможности, используя этот путь, вырваться из ада северокорейской жизни.

"У нас любят говорить, что степень человеколюбия общества оценивается отношением к старикам и инвалидам. На самом деле мы все когда-то будем стариками, и не дай бог, конечно, но каждый может стать и инвалидом.

Большой доблести в том, чтобы защищать себя, нет. С моей точки зрения, по-настоящему человеколюбие общества оценивается отношением к беженцам",

— замечает журналист и правозащитник Александр Подрабинек. Он отмечает, что в России традиции в этом отношении оставляют желать лучшего. Тема беженцев мало интересует не только обычных граждан, но даже многие правозащитные организации. Государство и вовсе старается ее замалчивать.

Подрабинек подчеркивает: соглашение составлено так, чтобы общественность ничего не знала о процессе выдачи человека. "Не прописано судебное опротестование. Если нет суда, значит, нет ни адвокатов, ни правозащитников. Человека убирают из страны так, чтобы об этом никто ничего не узнал. В этом смысле очень характерная деталь — в исполнительном протоколе к соглашению прямо указано, что

лица, которые сопровождают выдаваемого, должны быть одеты непременно в гражданскую одежду",

— отмечает правозащитник. Таким образом, никто не будет знать, кто это — российские военные, полицейские или сотрудники северокорейских спецслужб.

"В СССР торжествовала идея, что люди, которые убежали, — это предатели.

Никто не имеет права хотеть жить в другой стране, никто не имеет права уйти из-под надзора правительства. Эта идея продолжает оставаться одной из ведущих в Северной Корее. И эта же идея сегодня в России воспринимается как идеологически близкая",

— замечает Подрабинек.

Правозащитники констатируют — существует более 60 документов ООН по ситуации в Северной Корее, в том числе 12 резолюций Генеральной ассамблии. В них описываются нарушения прав человека в КНДР и провозглашается принцип невыдачи людей в Северную Корею. "В таких условиях принимается это соглашение. Это помрачение, которое можно сравнить с выдачей евреев в нацистскую Германию", — считает заместитель председателя "Гражданского содействия" Елена Буртина.

По мнению Татарец, на готовящееся к подписанию соглашение можно ответить иском в ЕСПЧ о дискриминации по национальному признаку. Александр Подрабинек уверен, что Верховный суд РФ мог бы его отменить. Но это вопрос достаточно большого времени — к моменту возможной отмены соглашения многие люди станут его жертвами. Ганнушкина полагает, что после его принятия людей будут ловить и на улицах, и на входе в отделения ФМС, и тут же отправлять в КНДР.

Алексей Бачинский

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter