В минувшую субботу, 13 февраля, скончался судья Верховного Суда США Антонин Скалиа. Когда пришла эта скорбная весть, я как раз намеревался приступить к написанию первого текста из цикла, посвящённого разворачивающейся в США президентской гонке. Случившееся, однако, заставило меня на некоторое время отложить свой замысел и заняться написанием статьи, посвящённой безвременно ушедшему судье. Причин тому две. Во-первых, судья Скалиа был выдающимся юристом и замечательным человеком, смерть которого стала поистине колоссальной утратой для Америки. Во-вторых, так уж получилось, что кончина Скалиа серьёзным образом повлияла на политическую ситуацию в США, включая контекст той самой предвыборной кампании, о которой я намеревался писать.

Говоря о судье Скалиа, назначенном в состав высшего судебного органа США ещё президентом Рональдом Рейганом в далёком 1986 году, даже его оппоненты признают, что он, будучи интеллектуальным лидером консервативного крыла Верховного Суда, внёс огромный вклад в современную американскую правовую мысль и судебную практику. Поскольку не все российские читатели близко знакомы с американской юриспруденцией, я вынужден сделать здесь некоторое отступление, дабы вкратце обрисовать идеи, формирующие правовой дискурс в США. Дискурс этот в значительной степени строится вокруг полемики между консервативными и либеральными юристами относительно целого ряда вопросов, ключевым из которых является вопрос о том, как правильно следует толковать Конституцию США.

Консерваторы, как правило, придерживаются концепции "оригинализма", в соответствии с которой смысл положений Конституции не меняется со временем, а суды при толковании Конституции должны стремиться выявить тот смысл, который авторы Конституции изначально закладывали в её текст. Если же общество сочтёт, что та или иная конституционная норма устарела и не отвечает современным реалиям, то сама Конституция содержит в себе механизм внесения в неё поправок, посредством которого граждане США в лице своих надлежащим образом избранных представителей могут приводить положения основного закона своего государства в соответствие с требованиями времени. Разумеется, механизм внесения поправок достаточно сложен, но отцы-основатели США намеренно сделали его таким, чтобы поправки в Конституцию вносились лишь в тех случаях, когда в обществе существует консенсус в поддержку изменений. В этом они видели залог стабильности Конституции и, соответственно, незыблемости свободы американских граждан.

Либералы же, напротив, в большинстве своём исповедуют концепцию "живой Конституции", в соответствии с которой текст Конституции вовсе не обязательно воспринимать буквально, а толкование его может меняться со временем, в зависимости от текущей ситуации. Так, несмотря на то, что Десятая поправка к Конституции США прямо устанавливает, что "Власть, которая не передается этой Конституцией в руки Соединенных Штатов и пользование которой отдельными штатами в ней не оговорено, предоставлена штатам и народу", либеральные юристы с каждым годом "открывают" всё новые и новые полномочия, будто бы принадлежащие федеральным властям и позволяющие им произвольным образом вторгаться в функционирование свободного рынка и частную жизнь граждан. Например, в годы рузвельтовского "Нового курса" они с пылом, достойным лучшего применения, защищали законодательство, позволявшее, в частности, федеральным властям в принудительном порядке уничтожать "излишки" выращенной фермерами сельскохозяйственной продукции (как видите, у путинского режима, объявившего войну "санкционной" еде, были предшественники на этом поприще).

Между делом замечу, что в своём стремлении приспосабливать толкование конституционных норм к нуждам текущего политического момента американские либеральные юристы очень напоминают судей российского Конституционного Суда. Последние, к примеру, занимаясь толкованием норм отечественной Конституции, в 1996 году пришли к выводу, что главы региональной исполнительной власти (губернаторы) должны избираться всенародно, а уже в 2005 году им внезапно открылось, что те же самые конституционные нормы вполне допускают назначение губернаторов Президентом РФ. Что ж, у российских судей за океаном есть "братья по разуму".

Вернёмся, однако, к Америке. Покойный судья Скалиа, будучи убеждённым "оригиналистом", считал недопустимыми подобные вольности в обращении с Конституцией. Ему удалось добиться того, что "оригиналистские" принципы нашли своё отражение во многих решениях Верховного Суда, а поскольку в США действует принцип судебного прецедента, в силу которого нижестоящие суды при вынесении своих решений обязаны действовать в соответствии с позицией вышестоящих судов, и в первую очередь Верховного Суда, сегодня даже весьма либеральные судьи вынуждены обращаться с текстом Конституции с большей почтительностью, нежели ещё совсем недавно.

Среди многих "знаковых", как принято говорить, решений Верховного Суда, автором которых был Скалиа, важное место занимает решение по нашумевшему делу District of Columbia v. Heller. Это решение переломило многолетнюю традицию толкования Второй поправки к Конституции США как наделяющей правом на ношение оружия только лишь участников организованного ополчения, создаваемого правительствами штатов. Стараниями судьи Скалиа Верховный Суд вернул Второй поправке её изначальный смысл, признав право на ношение оружия за всеми гражданами США.

Разумеется, далеко не всегда большинство коллег оказывалось на стороне Скалии при вынесении решений. В таких случаях он часто пользовался своим правом на написание особого мнения. Понимая, что развитие юридической мысли не заканчивается с вынесением того или иного решения, с которым он был не согласен, Скалиа считал нужным донести свою позицию до широкого круга юристов и, в особенности, студентов-правоведов, многим из которых в будущем предстоит надеть судейские мантии. Особые мнения судьи Скалиа — крайне увлекательно чтение для любого юриста или просто человека, интересующегося правом. Я позволю себе здесь процитировать несколько строчек из особого мнения судьи Скалиа по делу Obergefell v. Hodges, разрешая которое Верховный суд США внезапно отыскал в тексте Конституции "право" на однополые браки (заранее прошу у читателя прощения за качество перевода):

"Существо сегодняшнего решения не представляет чрезвычайной личной важности для меня. Закон может признавать браком любые сексуальные привязанности и жизненные соглашения, какие пожелает, и может связывать с ними благоприятные гражданские последствия, от налоговых правоотношений и до прав наследования. Эти гражданские последствия — и общественное одобрение, свидетельством которого служит само наименование "брак", — могут иметь неблагоприятные социальные эффекты, но не более неблагоприятные, чем эффекты многих других противоречивых законов. Таким образом, мне не особо важно, что закон говорит о браке. Чрезвычайно важно, однако, кто управляет мной. Сегодняшнее решение гласит, что моим правителем и правителем 320 миллионов американцев от побережья до побережья является большинство из девяти судей Верховного Суда. Позиция, сформулированная в данных делах, является дальнейшим развитием — и развитием настолько далеким, насколько можно только представить, — того обстоятельства, что Суд присвоил себе власть создавать "свободы", которые не упомянуты ни в Конституции, ни в поправках к ней. Эта практика пересмотра Конституции неизбираемым комитетом из девяти судей, всегда сопровождающаяся (как сегодня) экстравагантным прославлением свободы, лишает людей наиболее важной свободы, которую они провозгласили в Декларации Независимости и завоевали в ходе революции 1776 года: свободу управлять самими собой".

Мы видим здесь, что Скалиа, проявляя подобающее юристу беспристрастие, при рассмотрении спорного вопроса подходит к нему не с точки зрения того, хороши или плохи однополые браки сами по себе, а руководствуется исключительно буквой Конституции и констатирует при этом очевидное:

никакого "права" на однополые браки Конституция не предусматривает. Вопрос о том, что считать браком, должны решать избранные на свободных выборах законодатели, причём не федеральные (поскольку Конституция не наделяет их такими полномочиями), а законодатели отдельных штатов, и в разных штатах этот вопрос может решаться по-разному. Судьи не вправе подменять собой демократический процесс.

В своих особых мнениях Скалиа позволял себе крайне резко, порой с едким сарказмом, критиковать мнение большинства, но в частной жизни он поддерживал очень тёплые товарищеские отношения со своими коллегами, включая представителей либерального крыла Верховного Суда, и пользовался их уважением и любовью. О человеческих качествах Антонина Скалиа очень многое говорит эпизод, описанный консервативным публицистом Майклом Бэроном. В 1982 году Скалиа, преподававший тогда право в Чикагском университете, получил от президента Рейгана предложение стать судьёй одного из апелляционных судов США. Уход с преподавательской работы был крайне невыгоден для Скалиа в финансовом плане. Дело в том, что Чикагский университет компенсировал своим преподавателям расходы на обучение их детей в любых колледжах. Для Скалиа — отца девяти (!) детей — потеря этой компенсации представляла серьёзный удар по семейному бюджету. Тем не менее, выбирая между деньгами и чувством долга перед своей страной, Скалиа выбрал долг и принял предложение Рейгана, став судьёй апелляционного суда, а четыре года спустя — судьёй Верховного Суда.

В этот скорбный момент не хотелось бы говорить о политике, но политика уже успела сама заявить о себе, причём весьма громко, так что обойти этот аспект молчанием не получится. Смерть Скалиа произвела в американском политикуме эффект разорвавшейся бомбы. Дело в том, что Верховный Суд, обладающий правом признать любой правовой акт несоответствующим Конституции, тем самым прекратив его действие, способен подчас оказывать на вектор развития страны куда большее влияние, нежели Конгресс или президент. Некоторые его решения оказывают существенное влияние на жизни миллионов американцев на многие поколения вперёд. В подобных условиях персональный состав этого органа имеет наиважнейшее значение.

До смерти Скалиа в Верховном Суде США существовал своего рода баланс. Четверо судей составляли консервативное крыло, к которому, помимо самого Скалиа, относились судьи Кларенс Томас, Сэмюэл Алито и (с некоторыми оговорками) председатель Верховного Суда Джон Робертс. Ещё четверо: Рут Бейдер Гинзбург, Стивен Брайер, Соня Сотомайор и Елена Кэйген — составляли либеральное крыло Суда. Наконец, судья Энтони Кеннеди заслужил репутацию "центриста", солидаризирующегося то с либералами, то с консерваторами. Разумеется, подобное разделение несёт в себе некоторое упрощение, и далеко не всегда голоса в Суде при принятии решений распределялись в соответствии с линиями идеологического разделения. Например, когда в Верховном Суде был оспорен закон о реформе здравоохранения, ставший символом левой политики администрации президента Обамы, "центрист" Кеннеди вместе с консерваторами Скалиа, Томасом и Алито проголосовал за признание данного закона неконституционным, в то время как консерватор Робертс присоединился к либеральной четвёрке, составив таким образом большинство в поддержку спорного закона. Тем не менее, по многим ключевым делам голоса разделяются именно по идеологическому принципу.

После смерти Скалиа консервативное крыло Суда сократилось всего лишь до трёх человек. Президент Обама уже заявил о своём намерении в самое ближайшее время внести на рассмотрение Сената кандидатуру для замещения образовавшейся вакансии. Излишне говорить, что либерал Обама предпочёл бы видеть преемником Скалиа судью-либерала. В этом случае либералы получили бы в Верховном Суде большинство — пять человек из девяти — и больше не зависели бы от переменчивого судьи Кеннеди. Подобная перспектива, разумеется, не приводит в восторг республиканцев, обладающих большинством голосов в Сенате, которые уже заявили, что назначение нового судьи Верховного Суда президентом, дорабатывающим последний год на своём посту, хотя формально и допускается Конституцией, будет выглядеть сомнительно с этической точки зрения. Было бы справедливо по отношению к избирателям, указывают они (и в этом с ними трудно не согласиться), не торопиться с назначением нового судьи (тем более, что Конституция не устанавливает никаких жёстких сроков для такого назначения), а оставить возможность произвести это назначение президенту, который получит свежий мандат доверия от избирателей на предстоящих в ноябре этого года выборах. При этом республиканцы ссылаются на прецедент 1968 года, когда Сенат отказался утверждать внесённую президентом Линдоном Джонсоном в последний год его полномочий кандидатуру на пост председателя Верховного Суда.

Чем завершится противостояние Обамы и сенатских республиканцев, пока трудно сказать. Конституция никак не ограничивает Сенат в том, что касается сроков рассмотрения внесённой президентом кандидатуры. Сенаторы имеют полное право не торопиться с решением этого вопроса, дожидаясь вступления в должность нового президента. Скорее всего, администрация Обамы будет стремиться путём неформального давления принудить Сенат утвердить предложенную кандидатуру, но маловероятно, что ей это удастся. Рядовые республиканцы и так в ярости оттого, что их лидеры в палатах Конгресса слишком часто идут на компромиссы с Обамой. Если же сейчас республиканские сенаторы уступят по столь принципиальному вопросу, они рискуют столкнуться с самым настоящим восстанием со стороны собственных "низов" (подробнее о непростых отношениях республиканского истеблишмента с рядовыми сторонниками партии мы поговорим в предстоящем тексте, посвящённом выборам).

Наконец, есть некоторая вероятность того, что Обама может воспользоваться предоставленным ему Конституцией правом назначить нового судью без согласия Сената, пока Сенат находится на каникулах (до 22 февраля сего года). Однако это тоже маловероятно, так как подобное назначение будет лишь временным решением. После окончания каникул такое назначение всё равно должно быть одобрено Сенатом, и, в том случае, если Сенат своего одобрения не даст, полномочия назначенного таким образом судьи истекут с завершением очередной сессии Сената.

Словом, велика вероятность, что заполнять образовавшуюся вакансию придётся уже следующему президенту, и это существенным образом повышает ставки в борьбе за Белый дом, а также может оказать влияние на ход президентской кампании. Добавим к этому, что, хотя судьи Верховного Суда назначаются пожизненно, они, как правило, уходят в отставку, когда преклонный возраст становится препятствием для исполнения судейских обязанностей. В наступившем году судье Гинзбург должно исполниться 83 года, а судье Кеннеди — 80 лет, что делает их отставку в ближайшее время весьма вероятной. Соответственно, возможно, что следующему президенту США придется заполнять не одну, а целых три вакансии в Верховном Суде, тем самым существенным образом сместив баланс в пользу либералов либо консерваторов. Учитывая то, какую важную роль играет Верховный Суд, может оказаться, что президентские выборы этого года будут иметь очень далеко идущие последствия, которые будут ощущаться многие десятилетия спустя.

Сейчас невозможно предсказать, кто займёт место судьи Скалиа. Скорбя по ушедшему Титану, остаётся лишь надеяться, что тот, кто придёт ему на смену, окажется достоин своего великого предшественника и будет, подобно ему, защищать Конституцию, а не играть с ней в грязные шулерские игры.

Виктор Александров

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter