Хочу еще раз, и, возможно, больше не буду это делать, обсудить вопрос о формировании национальной памяти о политических репрессиях и их жертвах.

Проблема формирования национальной памяти о людях, чья деятельность во многом определяла историю своей страны и которые совершили деяния, не оправдываемые потомками с юридической и/или с моральной точек зрения, — характерная, сложная и важная проблема не только в России.

Так, во Франции, где мировые лидеры только что встречались, чтобы отметить 100-летие окончания Первой мировой войны, слова президента Франции Макрона, сказавшего, что имя национального героя этой войны маршала Петена заслуживает быть упомянутым на торжественной церемонии в Доме Инвалидов среди героев Первой мировой войны, несмотря на то, что Петен во Вторую мировую войну после разгрома вооруженных сил Франции возглавил сотрудничавшее с Гитлером вишистское правительство, вызвали огромную публичную критику, в результате которой Макрон отказался от своего намерения почтить память Петена на церемонии в Доме Инвалидов среди героев Первой мировой войны (см. об этом очень интересную публикацию Станислава Кувалдина: "Почему Макрону не позволили почтить героя Первой мировой").

Примерно такой же по накалу всплеск критики и эмоций по поводу форм представления на мемориальных сооружениях имен жертв политических репрессий советской эпохи, чья служебная деятельность в советскую эпоху была с точки зрения сегодняшней общественной морали преступной, а судьба трагической, наблюдается и в России, хотя эта дискуссия и не очень заметна для российского общества.

В связи с созданной и открытой в конце октября с.г. обществом "Мемориал" на бывшем спецобъекте "Коммунарка", вероятно, временной (поскольку не из камня), но очень достойной и удачной по облику "Стены памяти", на которой в алфавитном порядке визуально представлены имена всех установленных на сегодняшний день жертв политических репрессий, чьи тела зарыты на территории "Коммунарки", начался довольно громкий публичный спор. Сам я в нем участвую по вопросам, которые звучат примерно так:

1) Правильно ли и допустимо ли с точки зрения общественного блага (это редкое понятие представляется мне в данном случае уместным) и имея в виду задачу "конструирования" и формирования национальной памяти об эпохе массового политического террора в СССР, представлять в мемориальных сооружениях в алфавитном порядке и одним списком имена людей участвовавших в проведении политических репрессий и затем тоже ставших их жертвами вместе с именами лиц, не участвовавших в организации и проведении репрессий?

2) "Разве не является намеренным смешением, смещением и нивелированием исторической памяти о разной роли в массовых репрессиях визуальное представление имен жертв и палачей (в свою очередь ставших жертвами) на "Стене памяти" в "Коммунарке" и в мемориальном комплексе "Бутово" в одном общем списке по алфавиту?

Алфавитный способ представления более шести тысяч имен жертв политических репрессий на "Стене памяти" в "Коммунарке" и более двух десятков тысяч имен на каменных плитах мемориального комплекса в Бутово (где имена жертв дополнительно разбиты по годам казни), по-моему, имеет целью вызывать у посетителей прежде всего и только ДВЕ ГЛАВНЫЕ МЫСЛИ И ЭМОЦИИ — ужас и негодование по поводу масштаба проводившегося государственной властью в СССР политического террора и скорбь, а также мысли о преждевременно, жестоко и несправедливо оборванных жизнях тех людей, чьи имена помещены на "Стене памяти" и на гранитно-мраморных плитах мемориального комплекса в Бутово.

Вероятно, с религиозной точки зрения такая цель и правильна, и необходима, и ДОСТАТОЧНА для "конструирования", формирования и содержания национальной памяти о жертвах политических репрессий в СССР. Священники сравнительно недавно построенных церквей на территории спецобъектов "Коммунарка" и "Бутово", я думаю, одинаково поминают в своих молитвах и просят Бога простить и принять к себе души всех людей, чьи останки здесь покоятся. На "Стене памяти" и на каменных плитах мы видим имена русских, евреев, татар, армян, иранцев и т.д. А среди них были и верующие, и атеисты. Наверное, не могут, да и не должны священники церкви в "Коммунарке" и церкви на полигоне в "Бутово" по-разному молиться за убитых и закопанных здесь советской властью людей, кем бы они ни были — атеистами, православными, мусульманами, иудеями и т.д. Так же как, наверное, не могут, да и не должны священники в своих молитвах делать разницу между людьми виновными и не виновными в проведении политических репрессий (разве что за первых надо молиться больше, чтобы Бог их простил). Для церкви это и не важно. Священники и церковь вообще, по моим, неверующего, хотя и крещеного в детстве человека, представлениям заботятся и молятся о душах всех, чьи останки закопаны на "Коммунарке" и "Бутово" и в других местах массовых расстрелов и захоронений. В том числе о расстрелянных людях — жертвах как красного, так и белого террора — оставшихся безымянными.

Но вот со светской и общегражданской точки зрения для формирования национальной исторической памяти о красном и белом терроре и жертвах этого террора и, по-моему, с точки зрения общественного блага важно не допускать смещения и нивелирования исторической памяти о людях, которые к репрессиям не причастны, и тех, кто участвовал в их осуществлении. Чтобы не допускать смещения исторической памяти, обществу приходится и нужно поименно не только "знать, помнить" и, возможно, юридически или хотя бы морально "осудить" политические репрессии и тех жертв политических репрессий, которые сами репрессии осуществляли. А не прощать за давностью лет ни то, что они совершали, ни их самих.

К сожалению, не случайно на открытом В.В. Путиным в 2017 году государственном памятнике "Стена скорби", на углу Сахаровского проспекта вместе с тремя названными выше словами поставлено на каменных плитах еще и слово "простить". (Нашу с Львом Пономаревым петицию на Change.org: "Предлагать простить преступления государства против человечности не имеет права никто" с требованием и предложением заменить слово "простить" словом "не повторить" руководство "Мемориала", к сожалению, не поддержало.)

Наверное, людей, участвовавших в проведении репрессий, тоже можно и стоит хотя и не простить, но пожалеть за то, что у них так сложилась жизнь и потому что их убили по вымышленным и ложным обвинениям, "ни за что", хотя они и принесли нашей стране, себе и другим людям очень много зла. Но для этого надо иметь список палачей — жертв репрессий перед глазами на "Стене памяти" в "Коммунарке" и на полигоне в Бутово.

Т.е. в конечном счете, с точки зрения общественного блага (оно не равнозначно общественному спокойствию) на "Стене памяти" в "Коммунарке", как мне — и не только мне — представляется, должны быть представлены не один, а два списка памяти:

1) алфавитный список жертв политических репрессий, не причастных к их осуществлению;

2) алфавитный список тех, кто участвовал в осуществлении массовых политических репрессий, прежде чем сам стал их жертвой.

Вопрос, кто реабилитирован, а кто нет, из людей, чье имя представлено на "Стене памяти" (не реабилитированы, в частности, нарком НКВД Ягода, комиссар госбезопасности I ранга Заковский, чья подпись стоит на расстрельном списке тысячи с лишним заключенных Соловецкого лагеря, ликвидированных в ныне знаменитом урочище Сандармох, и еще ряд лиц), вообще не имеет, по-моему, отношения к представлению имен людей во втором списке. Имеет значение только одно — подтвержденное собственноручной подписью на сохранившихся документах участие человека в осуществлении политических репрессий. С тем, что Заковский, Ягода и подобные им лица, которых расстреляли и которые по вымышленным и придуманным обвинениям являются жертвами политических репрессий и потому их имена, конечно, должны быть на "Стене памяти", и мы должны о них знать и помнить не только как о палачах, но и как о жертвах, никто не спорит.

Попытку исправить созданную "Мемориалом" на "Коммунарке" на "Стене памяти" ситуацию предпринял сейчас Андрей Шалаев, инициатор и руководитель программы "Бессмертный барак". Он, как я его понял, сделал и поместил на "Коммунарке" отдельный список убитых и зарытых на этой территории лиц, причастных к осуществлению политических репрессий (это выборка из списка "Мемориала" на "Стене памяти"). Смотрите его публикацию "Коммунарка. Реабилитации не подлежат".

Шаг Андрея Шалаева, конечно, нетривиален и смел! Надеюсь, что ни РПЦ, ни Управление культуры, ни "Мемориал", ни полиция, ни прокуратура не возбудят против ШАЛАЕВА каких-либо административных или уголовных дел. Мое замечание, которое я Андрею Шалаеву высказал в письме по поводу его статьи, только одно. Более правильным и точным для его статьи я считаю заголовок и мысль: "Коммунарка. Моральной реабилитации не подлежат". (Я имею в виду, что тех палачей, чьи останки зарыты на "Коммунарке", тоже расстреляли по вымышленным и ложным обвинениям. Поэтому они, конечно же, подлежат юридической реабилитации в части этого обвинения. Если это не принимать во внимание, мы попадем "в дурную ловушку" юридических уловок. И это плохо для формирования национальной памяти о политическом терроре и его участниках и возможного теоретически посмертного суда над лицами, виновными в осуществлении политических репрессий. Если они реабилитированы, их, казалось бы, нельзя судить. Но реабилитированы они по другим основаниям! А если не реабилитированы, их тоже, казалось бы, нельзя судить, они же не реабилитированы! Но ведь они и реабилитированы, и осуждены судами не за участие в политических репрессиях. Поэтому, хотя лица, принимавшие участие в политических репрессиях не осуждены за это юридически, они все равно заслуживают нашего морального осуждения. Хотя я не историк и, наверное, по этому пункту требуется узнать мнение более сведущего лица).

Думаю, "Мемориал", создавая "Стену памяти" в "Коммунарке" мог бы поступить и иначе, чем он поступил. Но для этого ему не надо было согласовывать форму представления имен на "Стене памяти" со священником церкви, построенной на "Коммунарке". (С кем еще "Мемориал" согласовал этот проект, председатель правления "Мемориала" Ян Рачинский не говорит, хотя я неоднократно и даже публично задавал ему этот вопрос). Хотя территория спецобъекта "Коммунарка" и была передана ФСБ РПЦ (так же, как была передана ФСБ РПЦ территория расстрельного полигона "Бутово") и церковь заботится о порядке на этих территориях, вряд ли согласование формы представления имен здесь на мемориальных сооружениях со священниками РПЦ требуется по закону. Скорее всего, это просто результат некритического инициативного и добровольного "присвоения" "Мемориалом" Русской православной церкви тех полномочий, которых она не имеет. Вряд ли кому приходит в голову согласовывать со священниками форму памятников на кладбищах (Рачинский настаивает, что территория "Коммунарки" кладбище, хотя на кладбищах тела не зарывают во рвах и ямах, никак их не обозначая).

А поскольку создание мемориальных сооружений на территории памятников истории, какими являются "Бутово" и "Коммунарка", согласовывать в любом случае с какими-то государственными инстанциями необходимо, то согласовывать их, конечно, надо не с РПЦ, а, видимо, с Управлением культуры Москвы или Минкультуры (которое и присвоило данным территориям статус "исторических памятников").

Мои соображения по этому вопросу и критические замечания в адрес "Мемориала" (моего политического и морального союзника в плане создания "Книг памяти" и ряда других программ) я опубликовал в пяти заметках на "Эхе Москвы" и частично на Каспаров.Ru. Но, как говорится, что толку?

Поэтому шаг Андрея Шалаева, которого, видимо, "Мемориал" найдет за что критиковать и которого, наверное, есть за что критиковать тоже, так важен и необходим! Шалаев попытался не на словах, а практически исправить то, что и он, и я, и не мы одни считаем ошибкой "Мемориала".

Юрий Самодуров

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter