Продолжение. Ранее: Бедствия тянут к тирану. Прихват власти

 

А перед нами всё цветёт,
За нами всё горит.
Не надо думать, с нами тот
Кто всё за нас решит.

В. Высоцкий

 

"Поздних сожалений к нам пришла пора"

В ночь на 30 января 1933 года Курта фон Шлейхера посетило озарение. Он экстренно связался с армейским гарнизоном в Потсдаме и потребовал изготовиться к маршу на Берлин. Решись генерал Шлейхер повторить генерала Секта, иначе развернулась мировая история, дольше бы прожил он сам. Но он предпочёл положиться на в данном случае на немецкий, но всё же авось. На следующий день в высокоразвитой европейской стране взяла власть партия организованной смерти.

Непоправимость совершившегося была мало кем осознана. В конце концов, президент Гинденбург мог в любой момент отправить новое правительство туда, откуда пришло. Формально первый кабинет Гитлера был не нацистским, а коалиционным. "Правительство национальной концентрации" включало представителей НСДАП, Национальной народной партии (ДНФП) и беспартийных консерваторов. В него вошли всего три нациста. Кроме рейхсканцлера Адольфа Гитлера, лишь Вильгельм Фрик удостоился серьёзного ведомства – МВД. Даже Герман Геринг, социально близкий "фонам", был включён как министр без портфеля.

Военное министерство возглавил не рвавшийся на этот пост Геринг, а лично преданный Гинденбургу генерал Вернер фон Бломберг. Министерство иностранных дел сохранил за собой кайзеровский карьерный дипломат барон Константин фон Нейрат. В должности министра финансов остался граф Лютц Шверин фон Крозик, в должности министра труда Франц Зельдте (специалист по международному валютному рынку и лидер боевого союза консерваторов "Стальной шлем" продержались на своих министерствах до мая 1945-го). Председатель ДНФП медиа-магнат Альфред Гугенберг совместил посты министра экономики и министра сельского хозяйства. Министерство транспорта и министерство почты - то самое, которое Гинденбург поначалу не хотел давать "богемскому ефрейтору" - получил барон Пауль фон Эльтц-Рюбенах. Чиновный аристократ Гюнтер Гереке был назначен в ранге министра рейхскомиссаром по созданию рабочих мест. Несколько позже министром юстиции стал Франц Гюртнер, юридически "крышевавший" Гитлера со времён "Пивного путча", но формально не принадлежавший к нацистской партии.

Главным же противогитлеровским ходом буржуазно-аристократической элиты стала "надзорная" должность вице-канцлера. Этот пост занял фон Папен, которому по замыслу президентского окружения отводилась роль второго главы правительства. Предполагалась, что консервативная "фон-четвёрка" Папена, Бломберга, Гугенберга и Нейрата, контролирующая ключевые правительственные посты, сумеет удерживать в рамках нацистскую тройку. Принимать Гитлера с канцлерскими докладами Гинденбург соглашался только в присутствии Папена – небывалое условие за всю историю кайзеровской монархии и Веймарской республики. "Как-нибудь управимся с этими парнями", - говорил граф Элард фон Ольденбург-Янушау, один из лидеров помещичьего Земельного союза, крупный получатель коррупционной "восточной помощи", организовавший дарение президенту роскошного поместья Найдек – фактической взятки Гинденбургу-младшему.

Преобладание в кабинете традиционных консерваторов, верховный арбитраж президента, особый статус Папена представлялись эшелонированной системой блокировки гитлеровского экстремизма. Поразительная наивность "золочёной сволочи" была, в общем, объяснима: до сих пор ни с чем подобным сталкиваться не приходилось. Могучие воротилы и надменные бароны были перед наци школьниками перед отборной шпаной. Чтобы усвоить сей медицинский факт, требовалось некоторое время. По прошествии которого оставалось либо сожалеть, либо расслабляться и получать удовольствие.

По-разному сложатся судьбы первых гитлеровских министров. Сам Гитлер покончит с собой в окружённой рейхсканцелярии, Геринг в тюремной камере. Фрик повиснет меж небом и землёй в Нюрнберге. А вот Шверин фон Крозик станет последним канцлером Третьего рейха и выступит с историческим обращением к немецкому народу: "После шести лет героической борьбы и непревзойдённой стойкости Германия уступает превосходящей силе своих врагов".

Он получит по американскому приговору 10 лет, отсидит 6, выйдет и умрёт у себя дома незадолго до 90-летия.

Фон Папен какое-то время будет искренне считать себя одним из руководителей государства. В "Ночь длинных ножей" ему просвистит у виска, и он поторопится сбежать в послы - сначала в Австрию, потом в Турцию. Там его снова попытаются убить, на этот раз спецкоманда советской разведки. Он предстанет перед Нюрнбергским трибуналом и будет одним из трёх оправданных. Однако комиссия по денацификации осудит его на 8 месяцев, как за мелкое хулиганство. Он доживёт почти до 90 лет, горько рассуждая в мемуарах о превратностях своей судьбы.

Фон Бломберга со скандалом изгонят через пять лет, зачищая военную верхушку. Генералу предстоит долгая опала, потом свидетельские показания в Нюрнберге и смерть в американском военном госпитале. Фон Нейрат также через пять лет будет отставлен за чрезмерную "дипломатичность". Год спустя его переведут на административно-карательную должность в Чехии. В Нюрнберге он получит 15 лет, из них отсидит 7, досрочно выйдет благодаря инфаркту и 83-летним умрёт в своём доме.

Гугенберг пробудет в правительстве пять месяцев, после чего сочтёт за лучшее исчезнуть из политики Рейха. Это позволит ему дожить до 81 года и ещё поучаствовать в воссоздании "Стального шлема" в ФРГ. Зельдте не доживёт до суда в американском плену. Эльтц-Рюбенах вскоре вступит в НСДАП, но уйдёт из правительства, а в 1943-м из жизни, не оставив в истории особо заметного следа.

Гереке примкнёт к аристократической оппозиции нацизму, чудом переживёт "Ночь длинных ножей", дважды будет арестован. После 20 июля 1944-го его спасёт лишь приход американцев. Жизнь он кончит жизнь политконсультантом… коммунистического режима ГДР, где напишет знаменитые мемуары "Я был королевско-прусским советником".

Гюртнер успеет рьяно послужить фюреру, в том числе учреждая в Польше кровавые военно-полевые суды для ускоренных расправ над евреями и славянами. Но патентованным нацистом так и не станет. В 1941-м он скоропостижно умрёт, ужасаясь содеянному.

Среди гитлеровских коллег по кабинету были откровенно слабые политики, воплощение амбиции без амуниции (Папен, Эльтц-Рюбенах). Были серьёзные деятели, переоценившие свои возможности в небывалых обстоятельствах (Гугенберг, Зельдте, Гюртнер). Были прусские аристократы, служившие нацистскому режиму на манер "спецов" при большевизме (Бломберг, Крозик). Были по-настоящему сильные личности, последовательно шедшие либо с нацизмом, либо против него (Нейрат, Гереке). Но объединяющим их качеством была безнадёжная слабость в сложившихся обстоятельствах. На одном из заседаний кабинета, становившихся всё более редкими, Папен почтительно возразил главе правительства по мелкому вопросу. В ответ раздался рёв Геринга: "Господин Папен, в Рейхе есть фюрер! Мы собрались здесь, чтобы выполнять его приказы, а не обсуждать их!" Вице-канцлер умолк. Презрительно молчал и рейхсканцлер.

"Страх и ужас их также зовут"

Волна улично-застеночного террора захлестнула Германию уже вечером 30 января. Полмиллиона штурмовиков развернули неуправляемую вакханалию мордобоев, пыток и убийств. День за днём, час за часом сводились многолетние счёты, причём отнюдь не всегда политические.

Каток пошёл не только по евреям, коммунистам и социал-демократам – под боем оказался каждый, кто за последние десять-пятнадцать лет имел неосторожность косо посмотреть на того или другого нациста. Каждый Хорст Вессель в коричневой гимнастёрке дорвался, наконец, до вожделённой мести. В первые же дни вал штурмового насилия вышел из-под всякого контроля.

Власти с самого начала пытались ввести тотальный замес в рамки организованной системы. Но тут сказалась чрезмерная разветвлённость и высокая степень плебейской вольницы в нацистских силовых структурах. Активисты СА сочли себя полными хозяевами страны и проламывали череп любому, кто ставил этот факт под сомнение. Командир берлинских штурмовиков Карл Эрнст, в недавнем прошлом лифтёр и ресторанный вышибала, хлестал кнутом полицейских чиновников прямо в их штаб-квартире. В ведении ремовской отморози оказались "дикие концлагеря", создаваемые в подвалах и заброшенных зданиях. Улицы германских городов окрасились в красно-коричневый цвет штурмовых гимнастёрок и крови "врагов народа". Это наиболее масштабное направление нацистского террора было сугубо стихийным и не подлежало никакому регулированию, кроме воли самих штурмовиков.

Наряду с партийными костоломами, заявили о себе государственные.

Уже 31 января "беспортфельный" Геринг по совместительству назначился министром внутренних дел крупнейшей германской земли Пруссии и поставил под контроль 75-тысячную земельную полицию. На следующий день был распущен рейхстаг и назначены досрочные выборы. А уже 4 февраля президент с подачи канцлера издал чрезвычайный декрет-закон "О защите народа", позволяющий административным органам по своему усмотрению запрещать политические собрания и закрывать печатные издания. Предвыборная кампания была отдана на милость Фрика и Геринга.

17 и 22 февраля Геринг издал два беспрецедентных в истории правоохранительных органов приказа. Первый давал прусской полиции карт-бланш на неограниченное насилие, включая упреждающий огонь по заведомо безоружным. "Всем, кто применит оружие, я окажу покровительство независимо от последствий", - уточнил "толстопузый Герман" в поясняющем распоряжении. Второй привлекал к полицейским операциям "вспомогательные" силы из состава СА и СС. Полсотни тысяч партийных боевиков не только на порядок подняли масштаб организованного террора, но и превратились в комиссарскую массу над сотрудниками полиции, в которой ещё сохранялась инерция социал-демократических настроений. "Борьбу не на жизнь, а на смерть, я веду вместе с низами, - подчеркнул аристократ Геринг. – Народ должен сам защищать себя".

В соревновании с партийными Штурмовыми отрядами и полицией Пруссии старалось не отставать общегерманское МВД. В руках Вильгельма Фрика, нацистского бойца старшего поколения (56 лет в 1933-м вообще-то нехарактерный возраст для члена НСДАП) и опытного баварского полицейского оказался отлаженный карательный аппарат, усиленный чрезвычайным законодательством. Под полный контроль МВД были поставлены полицейские силы во всех землях Германии, кроме Пруссии и Баварии (Геринг и Гиммлер не нуждались во фриковском руководстве). МВД располагало собственной судебной системой с правом вынесения смертных приговоров. Именно из министерства Фрика поднялась страшная фигура Роланда Фрейслера, будущего "рейхсвышинского" во главе Судебной палаты. Сравнение со сталинским обер-прокурором, применявшееся самим Гитлером, логично со всех точек зрения. Фрейслер начинал политическую карьеру как патентованный большевик – попав в русский плен на Первой мировой войне, в 1918-м он вступил в РКП(б) и командовал продотрядом. Но коммунистическое прошлое не ставилось Фрейслеру в вину. Наоборот, послужило ценной рекомендацией, хотя и вызывало время от времени добродушное подшучивание геноссен.

26 марта в Германии был учреждён новый карательный орган – государственная тайная полиция. Первым шефом гестапо Геринг поставил своего двоюродного свояка Рудольфа Дильса, молодого, но высокопоставленного чиновника прусской полиции (что интересно, годом раньше Дильс по приказу социал-демократа Зеверинга "разрабатывал" нацистов). Звучит фантастически, но первоначально главными противниками гестапо оказались… Штурмовые отряды. Поскольку Геринг люто враждовал с Ремом, Дильс повёл борьбу против "диких концлагерей" СА. Он пафосно обличал зверства штурмовиков, защищая, в частности, терроризируемых коммунистов.

На свою долю в тотальном кровопускании претендовал и Гиммлер во главе Охранных отрядов. Но в первые месяцы нацистского режима партийная "чёрная гвардия" оказалась на втором плане. Рейхсфюрер СС вместе с шефом партийного секьюрити СД Рейнхардом Гейдрихом был локализован во главе баварской полиции. Эсэсовские команды несли по большей части охранные функции при нацистских партбоссах. Гиммлера (в отличие от Геринга, Фрика, Гесса, Бормана и Геббельса) в тот момент никак не приходилось относить к правящей верхушке НСДАП и Рейха.

Гиммлер пошёл курсом Дильса: разоблачал штурмовой беспредел, закрывал "дикие концлагеря", ограничивал карательные полномочия СА и отчасти даже полиции (к примеру, в глубоко католической Баварии благоприятное впечатление произвела введённая Гиммлером регламентация порядка ареста священников). Вскоре "дикие" концлагеря СА действительно начали закрываться. И заменяться "цивилизованными" концлагерями СС, первый из которых был основан Гиммлером в баварском Дахау. Именно СС первыми опробовали метод "охранных арестов" - произвольной изоляции "в государственных интересах" без каких-либо формальных обвинений.

Звёздный час СС и лично Гиммлера с Гейдрихом ещё не наступил, но именно эта структура продемонстрировала особые потенции в безумии первых гитлеровских недель.

Ремовские штурмовики, геринговская полиция, фриковское министерство, гиммлеровские эсэсовцы… Над Германией нависла тень гражданской войны между различными боевыми группами НСДАП и захваченного партией государства. Фон Гинденбургу, фон Папену, фон Шрёдеру, фон Ольденбург-Янушау было на что полюбоваться. Порядок устанавливался поистине образцовый.

Триста дней одного тридцать третьего

Правление партии тоталитаризма, расизма и войны было несовместимо ни с Веймарской демократией, отстаиваемой СДПГ, ни с реставрацией монархии, которой грезил Гинденбург, ни с консервативно-авторитарными принципами папенского круга. Социал-демократы, монархисты и консерваторы парадоксальным образом были едины в ожиданиях остепенивания нацизма под давлением "политических реальностей". Но гитлеровцы двинулись иным путём – "пусть лучше мир прогнётся под нас". Этого не ждал почти никто. Кроме коммунистов, которые знали себя и потому знали нацистов.

Много ли времени потребовалось Гитлеру, чтобы превратить демократическую республику в тоталитарную диктатуру? Если, по Штирлицу, не думать о секундах свысока, получится немало – примерно 26 миллионов 265 тысяч 600 мгновений. А так – всего 304 дня.

Новые выборы – третьи за семь месяцев – назначались на 5 марта. Завоевание большинства было для НСДАП принципиальным вопросом: предстояло утверждение кое-каких важных актов, а на формальный закон ещё приходилось слегка оглядываться. Задуманная нацистами тотальная зачистка политического пространства требовала контроля над парламентом.

Первой в очередь на уничтожение была поставлена КПГ. Маргинально-экстремистская партия насчитывала 300 тысяч членов, за неё голосовали более 4 миллионов, но она была слабее других оппозиционных сил. Хотя бы потому, что, подобно НСДАП, не вступала в коалиции и не имела союзников. КПГ была не только чужда и враждебна обществу, но, в отличие от НСДАП, не умела этого скрывать. Тельмановцев не защищал никто, как никто бы не вписался за гитлеровцев.

24 февраля штурмовики разнесли берлинскую штаб-квартиру КПГ (кстати, на тот момент ещё легальной партии). 27 февраля направленная Карлом Эрнстом штурмовая группа подожгла рейхстаг. Безумная акция была приписана коммунистам, хотя не имела для них ни малейшего практического смысла, кроме разве что суицида.

В ночь на 28-е штурмовики и полиция арестовали по всей Германии более 4 тысяч коммунистов и примерно столько же других оппозиционеров. Днём 28-го Гинденбург, уже явно терявший адекватность (только этим можно объяснить его искреннее доверие к официальной версии поджога рейхстага) издал продиктованные Гитлером декреты "О защите государства" и "О подавлении предательства". Парторганизации КПГ были повсеместно разгромлены, партийные помещения оккупированы, документация изъята, предвыборные мероприятия запрещены. 3 марта был арестован Эрнст Тельман, месяц скрывавшийся в подполье. Крупнейшую в Европе компартию раскатали в пыль, причём она не смогла оказать хоть сколько-нибудь значимого сопротивления.

Протест прозвучал… от Генриха Брюнинга. Бывший канцлер обратился с публичным призывом к президенту – тщательно расследовать подозрительные обстоятельства поджога рейхстага и защитить угнетённых от насилия. Гинденбург не обратил внимания на выступление человека, которого три года назад называл "лучшим канцлером после Бисмарка". Зато обратил внимание Гитлер – штурмовики начали разгонять предвыборные собрания Центра. Вскоре Брюнинг отбыл в эмиграцию.

Следующей мишенью стала СДПГ. Поначалу преследования социал-демократов носили в основном "низовой" характер и по большей части велись штурмовиками спонтанно. Верхушка НСДАП опасалась силовой конфронтации. СДПГ была несравненно сильнее КПГ. Численность социал-демократических военизированных формирований – "Рейхсбаннера" и "Железного фронта" - значительно превышала СА. Влияние социал-демократов давало себя знать в рядовом составе и офицерском корпусе прусской полиции, ещё не вполне зачищенной Герингом. А главное, на СДПГ ориентировались почти пятимиллионное Всеобщее объединение немецких профсоюзов (АДГБ). Объявление всеобщей забастовки реально могло свалить правительство Гитлера.

Однако руководство СДПГ также не шло на противоборство. Срабатывали десятилетия парламентской привычки и немецкое законопослушание (начисто отсутствовавшее у коммунистов и нацистов) – что ни говори, Гитлер пришёл к власти законно, и выступление против него формально явилось бы преступным мятежом. К тому же социал-демократы были уверены в себе, обманываясь собственной силой.

Выборы 5 марта принесли НСДАП более 43 процентов голосов. В рейхстаг прошли также СДПГ, КПГ, католический Центр и консервативная ДНФП. Но это уже не имело ни малейшего значения, Гитлер относился к законности не столь трепетно, что социал-демократ Отто Вельс. Мандаты КПГ были аннулированы ещё до открытия заседаний, что обеспечивало нужное большинство блоку "национальной концентрации", к которому присоединялся запрессованный Центр. Первое заседание нового состава рейхстага было проведено 21 марта в гарнизонной церкви Потсдама – в отсутствие не только коммунистической, но и социал-демократической фракций, зато с монументальным участием Гинденбурга. Старый рейхспрезидент в очередной раз благословил молодого рейхсканцлера по сценарию ещё более молодого рейхсминистра пропаганды Геббельса. Этот новый правительственный пост был учреждён неделей раньше. При назначении Гитлера ни о чём подобном речи не шло, но предъявить по этому поводу претензии желающих не нашлось. И впоследствии у Гитлера не возникало сложностей ни с выдавливанием из кабинета Гугенберга, ни с введением в кабинет Гесса или Рема.

В тот же "день Потсдама" растроганный фельдмаршал издал очередной акт государственной мудрости: декрет "О защите правительства национального возрождения от вероломных нападок". Ещё через день рейхстаг собрался в берлинском оперном зале. На повестке дня стоял один вопрос: утверждение закона "О преодолении бедственного положения народа и государства". Этот акт был действительно фундаментальным, здесь требовалось формальное прохождение через рейхстаг.

Пять лаконичных пунктов сосредотачивали всю законодательную и исполнительную власть в руках рейхсканцлера Гитлера. Законы более не нуждались в парламентском утверждении, издаваясь непосредственно кабинетом министров, и на рассмотрение кабинета их единолично вносил глава правительства. Последним фильтром гитлеровского законотворчества оставался президент. Но поскольку названный пост занимал 86-летний Гинденбург, это препятствие существовало лишь теоретически.

"Даёшь закон, иначе смерть и кровь!" - ревели собравшиеся у Кроль-оперы толпы штурмовиков. Председательствовал на заседании Геринг. Консерваторы велись за нацистами, центристы онемели. Ничто не гарантировало от мгновенного прорыва бандитов непосредственно в зал. Однако социал-демократы спасли честь германской республики: фракция СДПГ проголосовала против. Разумеется, это ничего не изменило, закон был принят и 24 марта 1933 года вступил в силу. Формально его действие определялось на четыре года, реально оно не было прекращено до мая 1945-го. Другое дело, что очень скоро в нём отпала нужда – имперский кабинет министров практически перестал собираться, уступив свои функции руководству НСДАП.

В следующие две недели Гитлер в полной мере воспользовался новыми диктаторскими полномочиями. 31 марта законом "Об унификации имперских земель" распускались региональные парламенты. Свободно избранные ландтаги заменялись пронацистскими синклитами "в соответствии с результатами выборов 5 марта". Земельные правительства наделялись полномочиями управлять без парламентских согласований.

7 апреля в регионах появились имперские наместники – рейхсштатгальтеры, уполномоченные проводить политику рейхсканцлера без оглядки на местные власти. В должности штатгальтеров вводились гауляйтеры и другие функционеры НСДАП. Государственный аппарат интенсивно сращивался с партийным. Одновременно с введением института наместников Гитлер издал закон "О восстановлении чиновного сословия", создавший правовую базу всеобщей нацистской люстрации. Неблагонадёжные администраторы изгонялись с волчьим билетом, их места занимали проверенные активисты НСДАП. Веймарские чиновники, оставленные на прежних местах, всеми силами доказывали лояльность новому правительству, вплоть до вступления в партию.

Так была выстроена вертикаль партийно-государственной власти, соответствующая фюрер-принципу и венчаемая фигурой Гитлера.

Меньше чем за три месяца демократическая республика превратилась в диктаторский режим. Но ещё существовали ненацистские партии, включая однозначно оппозиционную СДПГ, и неподконтрольные государству профсоюзы. "Над жизненными интересами рабочего класса нависла серьёзная угроза, – говорилось в заявлении АДГБ. – В случае необходимости нужно отбить атаки на конституцию и народные права". Решение вопроса о социал-демократии встало в повестку дня режима. После бешеного террора штурмовиков в феврале-марте, разгона "Рейхсбаннера" и "Железного фронта", геринговского перехвата прусской полиции эта задача выглядела уже вполне выполнимой. Зимой СДПГ не решилась ни на всеобщую забастовку, ни тем более на вооружённое сопротивление (разительный контраст с поведением социал-демократов четырнадцатью годами раньше – когда коммунистические мятежники выступали без опоры на формальную законность). А весной и летом, когда конституция и закон были очевидно растоптаны, соотношение сил уже исключало успех.

Расправа над профсоюзами была приурочена к 1 мая 1933-го. НСДАП и правительство самым помпезным образом, под красными знамёнами отметило пролетарский праздник, объявленный в Рейхе Днём национального труда. "Рабочий! Твои институции священны и неприкосновенны для нас. Клянусь, что мы сохраним всё существовавшее до сих пор и будем дальше развивать систему защиты твоих прав. В новое национал-социалистическое государство рабочий войдёт полноценным и уважаемым представителем народа", - говорилось в первомайском обращении главы орготдела НСДАП Роберта Лея. Через десять дней он возглавил "мегапрофсоюз" - Германский трудовой фронт (ДАФ). Нацистский аналог ВЦСПС принудительно сгонял всех работодателей и работополучателей под партийно-государственный контроль.

Назавтра после Первомая отборные спецгруппы СА, СС и Национал-социалистических производственных ячеек (НСБО к тому времени выросли десятикратно, превысив миллион человек) захватили все помещения АДГБ, его банки, кассы и газеты. Профсоюзные функционеры были арестованы, на их места встали активисты НСБО. Католические и консервативные профсоюзы наперегонки делали заявления о полной лояльности, но это не уберегло их от унификации в ДАФ.

Из-под социал-демократии была выбита её основная опора. 22 июня последовало логическое завершение: СДПГ запрещалась по обвинению в государственной измене. Рискованный шаг удался, социал-демократы не сумели организовать никакого сопротивления. Теперь полное уничтожение многопартийной системы стало вопросом нескольких дней.

Сразу за социалистами пришёл черёд консерваторов. По той же методике, что с КПГ и СДПГ, по всей Германии были захвачены штурмовиками помещения ДНФП. 27 июня партия, так много сделавшая для прихода Гитлера к власти, объявила о самороспуске. На следующий день её лидер Гугенберг был выставлен из правительства, в котором собирался контролировать канцлера. Остатки либеральных партий смелись уже походя. 4 июля самораспустился Центр. Последние в Рейхе ненацистские политические организации – монархические союзы – были ликвидированы приказом Фрика в феврале 1934 года.

Блок национал-социалистов с национал-консерваторами исчез вместе со второй категорией его участников. Фюрер ещё раз показал, во что он ставит любые договоры и любых союзников. Но его опять поняли не до конца.

"Где есть мы, нет места никому", - говорил Гитлер. Эта мысль была конституирована 14 июля 1933 года в законе, запретившем существование политических партий, кроме НСДАП. Продолжение деятельности распущенных партий, равно как создание новых, стало уголовно наказуемым деянием. А 1 декабря 1933 года процесс был завершён законом "О единстве партии и государства", объявившим НСДАП "носителем германской государственной идеи, ведущей и движущей силой государства". Через три года аналогичное положение появилось в 126-й статье конституции СССР.

Республика была уничтожена.

Госпресс трудокапитала

Те, кто лоббировал Гитлера, ожидали от него, в целом, всего двух вещей: отстройки жёсткой вертикали власти и массированных госзаказов производителям вооружений. То и другое Гитлер осуществил. Но не для кого-то, а для себя. И потому совсем иначе, чем ожидалось.

Грозный для традиционной элиты сигнал прозвучал в гитлеровской речи 14 июня 1933 года. Говоря о кадровой политике нацизма фюрер-канцлер употребил такое выражение, как "создание нового господствующего класса". Имелось в виду формирование тоталитарной нацистской номенклатуры, фюрерского слоя носителей партийно-государственной власти. Власти, стоящей над трудом и капиталом, над бедностью и богатством, над аристократией и плебсом. Вечной власти ради вечной войны. Но те, кому адресовалось суровое предупреждение, постарались не услышать.

Зато рейхсканцлера с удовольствием слушали четырьмя месяцами раньше. 2 февраля Гитлер встретился с армейским командованием. В общих чертах он огласил военно-политическую программу НСДАП: восстановление армии, наращивание военной промышленности, завоевание "жизненного пространства" и его "беспощадная германизация". 20 февраля его аудиторией были ведущие промышленники и банкиры. Им было обещано укрепление и развитие частнособственнического хозяйства через уничтожение демократии и обеспечение крупномасштабных госзаказов на перевооружение. Представители основных концернов вместе с верхушкой НСДАП и ключевыми министрами вошли в состав Тайного военного кабинета – внеконституционного органа власти, фактически заместившего формальное правительство уже весной 1933-го. Летом на пост министра экономики вместо отставленного Гугенберга был назначен крупный финансист Курт Шмитт.

Всё это успокаивало магнатов, встревоженных плебейской вольницей СА и НСБО. Весну 1933-го Тиссен, Феглер, Флик и Крупп провели в продуктивных переговорах с Герингом. Размещались первые госзаказы на производство военных самолётов, кораблей, подлодок и бронетехники. Таким образом, первые финансовые выигрыши получили магнаты традиционных отраслей – Рурская и Рейнско-Вестфальская индустриальные группы, короли угля и стали.

Министр Шмитт, возглавлявший крупную страховую компанию, был близок к другой группировке германского капитала – химическому концерну "ИГ Фарбениндустри". Он пользовался полным доверием крупных капиталистов и в то же время лишён политических амбиций, полностью подчиняясь канцлеру. Планы, которые наверняка встретили бы сопротивление Гугенберга, новый министр дисциплинированно претворял в жизнь. Именно министерство Шмитта на том этапе превращалось в основной рычаг нацистского огосударствления экономики.

В апреле 1933-го Густав Крупп от имени Имперского союза промышленности согласовал с рейхсканцлером план реорганизации управления экономикой – "в соответствии с интересами нации и политической целесообразностью". 15 июля был учреждён Генеральный совет германской экономики. Небывалая в экономической истории структура объединила крупнейших частных собственников под эгидой государственного органа - имперского министерства экономики, подчинённого главе правительства. Капиталисты и аграрии добровольно приняли функции агентов государственной власти. В то же время верхушка НСДАП отвергла корпоративную систему итало-фашистского типа. Прямое представительство корпораций было сочтено опасным, так как расширяло возможности бизнеса влиять на государственную власть.

Окончательное конституирование нацистской экономической системы произошло 27 февраля 1934 года. Гитлер издал закон "О подготовке органического построения германской экономики". Народнохозяйственный комплекс подлежал разделению на имперские сословия (промышленности, энергетики, транспорта, торговли, ремесла, банков, продовольствия), в свою очередь делившихся на отраслевые группы и управляемых фюрерами – как правило, собственниками концернов, но теперь назначаемыми министерством и подотчётными государству. Вся система сводилась в единую Организацию промыслового хозяйства, замкнутую на министерство экономики.

Министерство наделялось беспрецедентными правами в отношении частных предприятий: регулирование производства и сбыта, произвольное налогообложение, принудительное картелирование, укрупнение и дробление, запрет деятельности в той или иной сфере. Понятие частной собственности постепенно свелось к "экономическому служению нации" через выполнение государственной функции, прежде всего подготовки к войне. Предпринимательская прибыль (всё в большем объёме изымаемая государством) превращалась в фактическую зарплату – хотя и в баснословно крупных размерах.

Месяцем раньше, 20 января 1934 года был издан закон "О порядке национального труда". Если акт от 27 февраля регулировал экономический макроуровень, то "порядок национального труда" относился к первичной хозяйственной ячейке – предприятию. Прежний хозяин-капиталист объявлялся "фюрером предприятия", которому государство вверяло полномочия владения и управления. Трудовой коллектив становился "дружиной фюрера", обязанной хранить ему верность.

Профсоюзы и производственные советы Веймарских времён заменялись совещательной коллегией при заводском фюрере. Владельцу запрещались увольнения, работникам забастовки. К каждому предприятию приставлялся государственный "попечитель", за которым оставалось последнее слово в любой ситуации. Он утверждал устав предприятия, определял условия труда и зарплаты, только ему принадлежало право увольнений. Принципиальным было положение о равноправии "фюрера" и "дружины" перед лицом государства, представляемого "попечителем".

Это ещё не было госсобственностью советско-коммунистического типа, хотя параллельно расширялся и прямой госсектор. Но это уже не было и частнокапиталистической собственностью. "Национализировать не заводы, а людей" - такая поговорка была в ходу у нацистских экономистов.

Всё это не только не вызывало протестов, но и встречало полную поддержку германской капиталистической олигархии. Достаточно сказать, что её неформальный лидер Ялмар Шахт уже в марте 1933-го вернулся к руководству Рейхсбанком, а летом 1934-го сменил переходную фигуру Шмитта в министерстве экономики. Резкие ограничения в правах управления и даже собственности компенсировались скачкообразным ростом доходов благодаря общей стабилизации и массированному перевооружению. Традиционная этатистская ориентация немецкой буржуазии способствовала принятию гитлеровской версии социализма. Пролетарии же, утратив профсоюзные права, избавились от безработицы, получили стабильные заработки и постепенно охватывались всё более масштабными социальными программами. Гитлеровская стратегия завоевания рабочего класса не до, а после прихода к власти, оправдывала себя.

Прошёл первый год нацистской власти. Год, когда фюреры ещё брали труд убеждать кого-то не только кугелем. Но в свой черёд он прошёл. Обороты ускорялись. Война не ждала.

 

Продолжение следует

Станислав Фреронов

solidarizm.ru

! Орфография и стилистика автора сохранены