Российская политика провисла в преддверии мрачного балагана. Власти помурыжили наивных в подписных очередях. Со смаком растоптали надежды на Надеждина (кто-то ещё помнит эту фамилию?). "На дурака не нужен нож" — бросили в лицо сотням тысяч. Садистски регламентировали скорбь по Алексею Навальному: плачьте так, как указано. Предвыборный триумф воли. Но послеавдеевский фронтовой затык, белгородско-курский танковый прорыв ЛСР и РДК, беспилотные удары и нефтеподрывы ломанули сценарий. Здесь могущество кремлёвки кончается. Жизнь живёт. Но только в этом.
Определённый смысл за голосовательным ритуалом всё же пока остаётся. Не в том, конечно, плане, будто можно выразить какой-то "протест" или "показать, как нас много". Плевали хозяева и на ваши бумажные протесты, и на то, сколько вас. Но спецмероприятие 17 марта влияет в межхозяйских раскладах.
Речь не о пресловутых "сислибах" — их нет как политического фактора. Есть квалифицированная техобслуга, обеспечивающая денежные потоки правящих силовиков. И не о каких-то "умеренных", якобы недовольных Путиным. Этого тоже нет. Вокруг главаря сложился элитный консенсус войны и диктатуры. Срабатывает элементарный эффект: поздно пить боржоми. "Они знали, что от ответственности за содеянное их может освободить только победа. Поэтому цеплялись за иллюзию победы и за тот строй, который обещал принести её", — описывал историк Александр Галкин умонастроения в Третьем рейхе 1944–1945-го. И теперь выход из всех сложностей они видят накруткой жести.
Символично в этом плане дело Кагарлицкого. Вдохновлённый мягкостью первого приговора, штрафом вместо срока ("если совсем ни в чём не виноват, то год условно"), он раздавал оптимистичные комментарии. Намекал на неких высоких начальников, которые только и мечтают притормозить репрессии. Дальнейшее известно. Показательный кейс.
Пресловутый "раскол элит" реален. Но раскалываются элиты не по политическим программам. А по вечному русскому вопросу: кто главный? Резких движений ожидать не приходится. Судьба Пригожина вразумила всерьёз и надолго. Но вспомним, как три-четыре года назад шла ведомственная война за кресло первого заместителя директора ФСБ. Сцепились "экономисты" (по дисциплинированию элит) и "каратели" (по политическим репрессиям). Первые считались умеренными. Они и победили. Первым замом Бортникова стал Королёв из антикоррупционного подразделения. Через год начались полномасштабные военные действия, репрессивная волна переходит в формат гостеррора. Сильно помешала всему этому королёвская "умеренность"? А ведь именно первый зам, при сложном психофизическом состоянии директора, определяет конкретику госбезопасности.
Война вовне и внутри не расколола, а консолидировала правящую элиту РФ. Путинский курс в целом отражает её классовый интерес, мировоззрение и психологические особенности. Созданы новые возможности для повышения статуса, роста доходов, проявления амбиций. Краткосрочные выгоды подкинуты и значительной части населения (от роста зарплат на военных производствах до элементарных "гробовых", в обнимку с ладами и пельменями). После 17 марта политика войны и репрессий продолжится и ужесточится. В глазах господствующего класса она оправдала себя. Попросту говоря, хозяевам всё это нравится.
Можно, правда, прогнозировать послевыборный всплеск закулисных раздоров. В продолжение ритуального комплекса возможна смена кабинета. Способен активизироваться оттеснённый Золотов. Патрушев, опираясь на карательный аппарат, будет закрепляться на позиции второго номера, задвигая подальше Шойгу. Володин почтительно попытается напомнить о политруковско-пропагандонском корпусе. Олигархи-хозяйственники и региональные администраторы привычно сориентируются на преуспевшие кремлебашни. Тут, кстати, довольно точный индикатор — чего стоят бегловские кругаля с иконами.
Бесконечное затягивание войны приемлемо для кремляди. Создаёт годную обстановку властвования. Пусть с другого, не победного конца. Лишь одного они не могут себе позволить — очередных разгромов, как весной и осенью 2022-го ("Согласен с вами. Приступайте к отводу войск"). Русские рейды в приграничье, удары дронов по администрациям — в том же ряду. Это проникающий клинок. С такого не поднимаются.
Значит, ускорится военизация экономики и потянет за собой все общественные сферы. Могильное мракобесие протянется в каждое окно. Усилятся гэбистские репрессии. Уплотнится полицейский контроль. Криминализируются сетевые дискуссии, последняя отдушина "рукопожатных". Окончательно блокируются все виды протестов ("Только на судах и встречаемся", — из вздохов после прохода конвоя).
Выстраивание внутрироссийской оппозиционной повестки в этих условиях может показаться бессмысленным. Но такое рассуждение ошибочно. Скорей наоборот: давно пора сосредоточиться на нужном, отсекая лишнее.
Принять войну как факт, жёстко детерминирующий все формы оппозиционной деятельности. Определиться частью украинской военной инфраструктуры, российского фронтового добровольчества и партизанского движения. Сделать это следовало десять лет назад — после Крыма и Донбасса не могло быть никаких сомнений в сути происходящего. Но лучше поздно, чем никогда.
Усвоить: вне войны — не двухлетней, а уже десятилетней — нет и не было ничего. Ни в политике, ни в морали. Отбросить постыдные игрушки, вроде "полдника против Путина". Признать политическим тупиком и человеческой безнравственностью (мягчайшие из подобающих выражений) любые "институциональные" размышлизмы вне военно-партизанской парадигмы. Сказать прямо: выступления такого рода — хоть за Даванкова, хоть за "спящие институты" — либо работа на врага, либо особая одарённость. Вывод очевиден в обоих случаях.
Только прямое участие либо предметная поддержка ВСУ, добровольческих формирований и российского подполья даёт какую бы то ни было значимость и право быть услышанным.Такие возможности имеются и в России, и в эмиграции. Не всегда даже сопряжённые с мгновенной расправой. Но так или иначе, прочее есть пустота.
Помощь Украине ясна. Русская партизанщина сложнее. Не в морально-политическом плане — тут всё так же однозначно. Но в оперативно-тактическом. Серьёзные боевые операции-ликвидации военных преступников, удары по военно-экономическим объектам — совершаются при явной организованности. Иное дело спонтанные действия из народной глуби.
Только что заявил о себе новый фактор: "Боевые отряды Навального" анонсировали удары по избиркомам. Чем бы это ни оказалось, позитивна уже символика — связь имени Навального с чем-то настоящим, а не с легалистским отстоем. Другие структуры подполья известны не первый год, уже и представлять не приходится.
Идейное повстанчество — лучшее, что есть в России. Но лучшего по определению много не бывает.
Образуется нечто сильно новое. Для многих отталкивающее. Зато реальное. Антивластное озлобление маргиналитета и криминалитета. Нет резона давать этому философские и этические оценки. Налицо социальный факт.
"Не объясняй. Мне политика похрен. Я просто знаю, какая мразь Вова Путин", — из реального разговора в подворотне, имевшего последствия. Недаром запрещено в РФ "движение АУЕ" — МВД посчитало его "боевым резервом протестных кадров". Не случайны и целенаправленные операции против теневых сообществ, и пыточные эксперименты в местах лишения свободы. Режим видит угрозу в любых альтернативных вертикалях, особенно с силовым потенциалом. Тем более внеправового характера. И бьёт на упреждение.
Смотрим реалистично. Адаптированные социальные слои в современной России плотно контролируемы властью. И административно, и экономически, и идеологически. К восстанию они не готовы, и это очень мягко сказано. Первые рывки-толчки пойдут от контргосударственных групп, которые государство квалифицирует как асоциальные. Лучше к этому приготовиться заранее. Чтобы потом не ошарашиваться.
Это, впрочем, исторически типично для России. Это в Украине: "Мы против бандита пошли на Майдан!" В России иначе. Британский парламент, польский профсоюз, русская ватага.Если есть какие-то особые русские пути и традиционные ценности — вот это оно самое. Но даже в Третьем рейхе гестапо имело проблемы с криминальными группировками, разворачивавшиеся в антинацистское подполье. Как Эренфельдская группа Ганса Штайнбрюка. Даже в Польше начала 1980-х "Группы сопротивления "Солидарные" привлекали судимых — атаковать стукачей и карателей. "Дискуссии потом. Сейчас дисциплина как в армии. Они это понимают лучше наших ребят", — откровенно объяснял руководитель силового крыла ГОС Пётр Изгаршев.
В минувшее десятилетие политически мотивированные поджоги, нападения на лоялистов, столкновения с полицией и Росгвардией не раз и не два порождались этой средой. "Зек против Зет" — политический образ российской политики. И когда молодёжная националистическая группа устраивала акцию солидарности с бунтом ангарской исправколонии — моделировалось соединение социального протеста с политическим. В органичном русском формате.
Эти институты никогда не спят. Но нуждаются в структурировании. Бессмертна фраза из "Трудно быть богом": "Не пройдёт и года, как арканарский люд полезет из своих щелей с топорами. И поведу их я, чтобы били кого надо, а не друг друга и всех подряд".
Социальное расшатывание режима начинается с самых низов. Что уже доказано от противного (очень противного) пригожинской эпопеей. Придётся оставить благоглупости типа "мы не можем, как они". Можем не можем, а по-другому с ними нельзя. Пройдёт 17-е — станет ещё яснее.
